Пленники замкнутой бесконечности
Шрифт:
Остальные Боги входили в касту Технарей. Про них Альбор ничего не знал. Видел, только, изредка, одетых во все чёрное.
Все Боги были разные, по-разному одевались, разные дела делали. Функции! Альбор вспомнил это слово. Функции у Богов были разные. Объединяла их только холодная божественная красота лиц и брезгливое выражение на них, когда Богам приходилось разговаривать со слугами и другими простыми людьми.
Эта брезгливость была непонятна Альбору. Ведь они — Боги и Богини — назывались и, по сути, являлись их защитниками и благодетелями, отцами родными и матерями, и про то было сказано в Законах Божьих. Почему же отцы и матери не
Всё становилось на свои места.
Боги — хозяева, люди — слуги, независимо от того, где они живут и что делают, являются ли они слугами Божьими или простыми крестьянами. Люди работают на своих хозяев, а Боги следят за тем, чтобы их рабы хорошо работали и держат людей в повиновении при помощи Законов, которые для того и придуманы.
Старик был поражён вопросами юноши и теми выводами, которые Айгур сделал самостоятельно. Ему, Альбору Рэгги, прожившему долгую жизнь, более двадцати лет из которой он находился в непосредственной близости от Врат Рая. Пребывая рядом с Богами, наблюдая за ними, ему потребовалось очень много времени, чтобы сделать аналогичный вывод. А Айгур, ни разу не видевший Богов, которому не с кем было даже словом обмолвиться за всю свою недолгую одинокую жизнь, всё понял сам.
Альбор рассказал Айгуру всё, что он знал о Богах. Айгур слушал внимательно, не перебивал старика. Лиэна тоже слушала рассказ деда.
— Дедуля, — попросила она, когда старик закончил, — а расскажи Айгуру о Вельзевуле. Ты слышал эту легенду? — спросила она у Айгура.
Айгур отрицательно покачал головой.
— Расскажу, — пообещал Альбор. — Только не сейчас, поздно уже. Завтра вставать рано. Погода скоро портиться станет, а урожай ещё не весь собран. Вот, как снимем последний колосок, тогда и бездельничать начнём. Будет у нас много времени свободного, расскажу.
Айгур встал, собираясь уходить.
Старик усмехнулся в седую бороду, увидев, как скуксилась внучка, вот-вот расплачется. Он уже давно заметил, что молодые неравнодушны друг к другу, видел взгляды, которыми они обменивались, слышал их слова ласковые. Наблюдал, как тоскует девушка, когда Айгура долго нет, как ждёт каждое утро у калитки — не идёт ли? Замечал, как моментально меняется настроение Лиэны, когда парень приходит — щебетать начинает, словно пташка.
О внучке Альбор Рэгги думал:
«Молода ещё, весной семнадцать только исполнится. Ну, так что ж? Семнадцать лет — немного, конечно, но девицы в долине рано замуж выходят. А Айгур — парень неплохой. Работящий, сильный. Удачами и женским вниманием не избалованный. Опять же, кузнец — дело своё, всегда нужное. Такому легко будет хозяйство вести, дом в порядке содержать. Лучшего жениха Лиэне не сыскать. Через год, следующей осенью, можно будет и свадьбу справить».
Но…
Видел мудрый старик в глазах кузнеца огонь неукротимый, знал: не будет Айгуру счастья ни с Лиэной, ни с любой другой, пока не сделает он того, что судьбой предопределено.
— Я завтра прямо на поле приду, — сказал Айгур. — К завтраку не ждите.
— А может, тебе здесь постелить? — спросил Альбор. — Места хватит.
— Нет, — отказался Айгур. — Пойду. Спасибо. Я один побыть хочу. Подумать. Много всего я сегодня узнал.
— Я провожу тебя. — Лиэна накинула на плечи тёплый платок из козьей шерсти…
День клонился к первому закату.
Айгур стоял на краю убранного поля и задумчиво глядел в розовеющую даль, куда-то за тёмную полоску скал. Он не слышал, как сзади подошёл Альбор, и вздрогнул, когда прозвучал вопрос старика:
— О чём задумался, сынок?
Айгур повернулся: Альбор глядел на него странно, испытующе.
Лиэна ушла с поля раньше, чтобы приготовить ужин. Сегодня они сжали всю пшеницу, на поле стояли золотистые снопики, ожидающие обмолота. Урожай был добрый, хватит и на Божью долю и на зиму и на следующую посевную. Ещё, и останется.
— Не знаю…
— Как так? Ты думаешь о чём-то, и не знаешь — о чём?
— Я не знаю, как сказать, как объяснить.
— А ты попробуй. Я помогу.
Айгур наклонился, поднял с земли поломанный колосок.
— Вот, — сказал он. — Вот пшеница. Весной из зёрнышка, посаженного в землю, вырастает маленький зелёный стебелёк. Он растет, вбирает в себя жизненные соки земли, а осенью, превратившись в колос с зерном, умирает, чтобы дать пищу людям. Человек, как этот колосок. Он рождается, растёт, взрослеет и тоже умирает. Зачем?
— Зачем умирает?
— Нет, — Айгур усмехнулся и с какой-то затаённой, но вдруг вырвавшейся из глубины души болью, спросил: — Зачем живёт?
Альбор задумался над вопросом юноши.
— Трудный вопрос ты задал, сынок, — промолвил он после некоторого молчания. — Зачем живёт человек? Живёт, чтобы жить. Жить и работать. Чтобы видеть это небо и эту землю. Чтобы любить и рожать детей…
— И, чтобы рождённые им дети видели небо и землю, работали, любили и рожали ему внуков?
— Да. А разве этого мало? Пока ещё много дичи в лесу, много рыбы в Йяке, плодородна земля, тучны стада. Разве тебе этого мало?
— Мало! Мы же люди, а не животные, чтобы думать только о пропитании и оставлять потомство. Моя мать и мой отец жили так. Я так живу. И мои дети, и дети моих детей будут жить так. Ничего не меняется. Всё остаётся таким, как было сто лет назад, как было всегда. Всё останется на многие века. Это неправильно. Так быть не должно!
Альбор любовался порывом юноши. Айгур был взволнован, глаза его горели, кулаки сжаты.
— Мне мало этого! Я не верю, что земля, на которой мы живем, — Айгур указал рукой на расстилающуюся под ногами долину, — это единственный мир. Мне снится по ночам, что я стою на вершине скалы и вижу, что там, за горами, живут люди. Другие люди! Я не вижу их лиц, не знаю, какие они, но это другие люди. У них большие и светлые дома, они ездят по чёрным прямым и гладким дорогам на странных повозках без быков. Кругом цветут яркие цветы, вода бьёт из-под земли. Там много детей, и все дети звонко смеются. Эти люди счастливы.