Пленники
Шрифт:
Это было его заветным желанием. Но, увы! Будущее готовило ему совсем иной путь. Тяжкий путь!..
Но лучше не забегать вперед.
А пока Оник нашел такое место, где он действительно мог поправиться.
В тот же день он перебрался к Марье Андреевне. Та познакомила его с двадцатилетней дочкой — Стефой, очень похожей на мать.
Стефа работала в городской типографии, где в это время, кроме приказов немецкого коменданта и хлебных карточек, ничего не печатали.
Вечером, закончив разговор с квартирантом, Стефа взялась за учебник
— Пойду, позаймусь немного…
— Можно и мне с вами, Стефа? Я когда-то изучал этот язык в школе, да все позабыл: не думал, что пригодится. Вот уже несколько раз сталкивался с немцами, а сказать ничего не могу.
— Хорошо, — согласилась Стефа, — вдвоем будет легче заниматься.
Так вокруг Оника создалась совершенно новая атмосфера. Он с интересом относился к любой работе, — что бы ему ни поручали, делал хорошо. И скоро выяснилось, что варить обед вовсе не такое уж сложное дело. Через несколько дней какая-то старуха, получавшая обед по списку, сказала уборщице:
— Вчера обед был очень вкусный.
— А как же! — похвалилась та. — У нас повар опытный: такие блюда умеет готовить, о каких я в жизни не слыхала.
Оник слышал этот разговор.
В тот день, раздавая обед, он налил в котелок уборщицы целых семь порций супа.
— Пусть детишки поправляются, — пошутил он.
— Дай тебе бог здоровья!..
Оник выглянул в окошечко, через которое отпускал обед, и вздохнул: «Как она обрадовалась! До чего же изголодался народ!»…
Работая целыми днями на кухне, Оник был связан с миром только этим маленьким окошечком, через которое ему были видны одни руки подходивших людей. Скоро, однако, Оник убедился, что и это окошечко не столь невелико, чтобы можно было отгородиться от людей.
Прошла примерно неделя после того, как он устроился на кухне. И вдруг однажды незнакомый парень вызвал его на двор. Без всяких предисловий и предосторожностей он заявил:
— Слушай… я голоден! Обеды выдают по списку, а я не могу… нельзя мне в него записываться. Я слышал, что ты парень свой. Помоги! Жена лежит больная, голодная… Оник ни о чем не спросил его.
— Приходи через час, — сказал он. — Котелок захвати.
Через час, наливая ему обед, Оник заметил, как жадно глаза парня провожали поварешку, нырявшую в котел. Парень убежал, даже забыв поблагодарить. На следующий день он опять подошел к окошечку.
— Спасибо, друг, выручил нас. Четыре дня во рту крошки не было, а суп у тебя — прямо-таки волшебный: жена сегодня встала, повеселела сразу…
— Почему вы не работаете?
— Это легко сказать… Ты кто по национальности?
— Армянин.
— Из наших?
— Да.
— Так и думал. Видишь ли, я живу здесь нелегально, поэтому боюсь проситься на работу.
— Живешь нелегально, а мне — первому встречному — доверяешь сказать об этом? — заметил Оник.
— Человека видно сразу. К тому же я навел справки: мне одна женщина говорила, что ты служил в дивизии, которая здесь стояла, сержантом был. Наверное,
— Приходи каждый день за обедом. Только не очень о себе и обо мне рассказывай. Вот тебе — подкрепись, потом обо всем поговорим. Как тебя звать-то?
— Дмитрием. Спасибо, друг!
А через три дня Дмитрий, просунув голову в оконце, прошептал:
— Тут ожидает тебя твой товарищ.
Оник опустил поварешку в котел. Он не верил своим глазам: перед ним стоял Великанов.
— Это ты, Иван?
— Я, как видишь!
Оник выбежал во двор и друзья до хруста в костях стиснули друг друга в объятьях.
— Если б ты знал, как я ждал вас! А где Гарник, где Гарник?
— Гарник здесь. С ним кое-что приключилось… Рука ранена.
— Э! Где? Когда? Как?
— Подрались с немцами.
Великанов с улыбкой поглядывал на передник и на белый колпак Оника.
— А тебя и не узнаешь.
— Еще бы! Шеф-повар. По старой дружбе, так и быть, налью тарелку хорошего борща… Да, а где же все-таки Гарник?
— Гарник у нас, — вмешался Дмитрий. — Я его не взял: рука на повязке, в городе могут обратить внимание.
— В таком случае, Дмитрий, прежде всего отнеси ему поесть.
Дмитрий ушел. А Оник провел Великанова в соседнюю с кухней комнату, где работала Марья Андреевна.
— Познакомьтесь, Марья Андреевна, — мой товарищ, почти брат. В лагере каждым сухарем делились. Дайте-ка нам по тарелке борща — я поем за компанию, чтобы ему веселей было.
— Сию минутку, — с готовностью отозвалась Марья Андреевна. — Она пошла на кухню и вернулась с двумя тарелками борща.
— Кушайте на здоровье. Сейчас принесу хлеба.
— Как вижу, тебе тут неплохо живется, Оник. И как ты сумел устроиться — не пойму.
— А почему я вас звал сюда? Говорил же: знакомых имею. Не имей сто рублей, имей сто друзей — знаешь?.. Ты ешь, ведь рассказывать много придется. Как вы нашли этого Дмитрия?
— Это он нас нашел. Подошел, говорит: «Вижу, нездешние, ребята, не могу ли чем помочь?»… И мы видим, парень неплохой, разговорились с ним. Так и узнали о тебе.
— Эх, Иван, я голову потерял от радости. Поверишь ли, первый раз с аппетитом ем. А до этого поднесу, бывало, кусок ко рту — не идет, сразу о вас вспомню: где-то они, бедняги? Сыты ли?
Марья Андреевна, выглянув из-за перегородки, спросила:
— Может быть, соус подать, Оник?
— А как же, Марья Андреевна! В порядочных столовых всегда за первым идет второе (и, конечно, под соусом), потом третье, четвертое. Но, учитывая военные условия, отложим это до какого-нибудь… э-э… другого раза. И… вот еще что, Марья Андреевна: товарищ мой не один, есть еще парень… Мы сможем разместить их у соседей?
— Почему бы нет? Мои соседки примут твоих друзей. Вечером я подыщу для них квартиры.