Пленники
Шрифт:
Покрутив пальцем около виска, Оник дал понять, что с пациента много спрашивать нельзя. Видимо, и сам Харченко сообразил это.
Но Гарник заговорил уже в другом тоне:
— Как вам не стыдно отказать в помощи истерзанному, окровавленному человеку? Вы врач!
— Да, да, да! — испуганно лепетал Харченко. — Но в Черткове достаточно врачей. Есть и другие, пусть идет к своим. Я не вмешиваюсь в политические дела. Вот пришли вы… я вижу, у вас рука забинтована. Это другое дело, я обязан помочь…
— Вы отказались принять потому, что он
— Да-да… Хорошо!.. Но вы… вы, скажите, что вам нужно?..
— Ничего не нужно! Вы — трус! Я не могу принять от вас никакой помощи. И забудьте о том, что я к вам приходил. Понятно? Прощайте!
Они ушли. На улице Оник выругался:
— Дурак же ты, Гарник!..
— Почему?
— Ясно, что теперь мы здесь оставаться не можем.
— Пусть только он попробует слово кому-нибудь сказать!..
— Боюсь, что будет поздно…
— Не осмелится. А выругать его следовало!
— Так он и испугался тебя…
Друзья вернулись домой нахмуренные и молчаливые.
6
Марья Андреевна сразу почувствовала, что произошла неприятность.
— Ну, что сказал Харченко? Не застали дома?
Оник промолчал: пусть Гарник сам покается.
— Что случилось? — снова спросила Марья Андреевна.
— Пусть Гарник расскажет, — отвернулся Оник.
— Нечего рассказывать. Я отказался лечиться у… у этого… как его. Вот и все!
Оник вмешался:
— Нет, ты расскажи все по порядку.
Гарник отмалчивался. По его мнению, он поступил совершенно правильно. С этим лжеврачом надо было еще не так разговаривать.
— Ну, ладно, если ты не хочешь, буду рассказывать я…
Оник изложил все как было и обернулся к Стефе:
— Ну, скажите: не дурень ли наш Гарник?
— Зачем такое слово: дурень! — вступилась Стефа. — Этому старому хрычу Харченко так и надо.
— Безусловно! Но разве можно так рисковать в нашем положении?..
— Оник правильно рассуждает, — высказался Великанов. — Обо всем этом следует напомнить доктору в будущем… когда будет удобно… а не сейчас.
— Нет, нет! — не соглашалась Стефа. — Я бы тоже так сделала.
— Все зависит от того, как поведет себя Харченко, — сказала Марья Андреевна. — Если он заявит куда следует…
— Но я же предупредил его! — оправдывался Гарник. — Старик, наверно, до сих пор трясется от страха.
Великанов прошелся по комнате и остановился возле товарища.
— Чудак ты, Гарник!
Он был года на два старше Гарника и иногда читал ему нотации.
— Ты, может быть, хотел перевоспитать его? Так нет, — горбатого одна могила исправит!.. Как бы то ни было, а нам, по-моему, оставаться здесь нельзя.
Разговор оборвался. Стефа с недоумением поглядывала то на мать, то на Оника. Ей казалась невероятной мысль, что вот теперь, может быть, очень скоро придется расстаться с Оником. Она уже привыкла к нему, ей казалось, что
Стефа была целиком на стороне Гарника. Без сомнения, он поступил с подлецом Харченко так, как тот Заслужил. С такими негодяями нельзя по-другому разговаривать. Была у Стефы подруга — еврейка Софа. До войны даже вопрос не возникал, какой она национальности. А теперь еврейский квартал, где живет Софа, окружили проволокой и оставили всего один проход, как будто его обитатели больны чумой и могут заразить других. Нет, правильно поступил Гарник! Но неужели из-за этого Оник должен будет покинуть их дом? Что же делать?
Во взгляде Стефы, обращенном к матери, была мольба. И Марья Андреевна поняла дочь.
— Харченко знает, где ты живешь? — спросила она Оника.
— Нет, я ему не говорил.
— А место работы?
— Знает.
— Взять тебя там — ничего не стоит! — заметил Великанов.
Марья Андреевна задумалась.
— Придется тебе дня на два заболеть — я обойдусь в столовой одна. Если полиция будет разыскивать тебя, — придут туда. На всякий случай ты можешь на это время перебраться к моей приятельнице. Кстати, она когда-то была медсестрой, полечит руку вашего друга.
Все приняли это решение без споров.
Вечером, в сумерки, Марья Андреевна отвела Гарника и Великанова к соседям. Дома остались Стефа и Оник.
— Как хорошо, что так получилось, Оник! — воскликнула девушка.
— То есть, как получилось?
В чистых, живых глазах Стефы светилась радость.
— Ты остался!..
— Да… сегодня остался — завтра, может, придется уйти. Откуда знать, что будет дальше? Война все смешала. Я совсем недавно, кажется, был уверен, что буду жить всю жизнь в наших горах, с палкой в руках ходить за отарой… А видишь, куда попал!.. Конечно, я не жалею, что попал сюда… к тебе. Но завтра… что будет завтра?.. — и грустная улыбка скривила его губы.
Стефа взялась руками за уголки его воротника и притянула к себе.
— Не говори так, Оник!
— Хорошая ты, Стефа! — обнял девушку Оник.
Стефа прижалась щекой к его щеке.
— Теперь я не могу без тебя жить… Если придется уйти — возьми с собой и меня.
Оник мягко отстранил от себя Стефу и сказал:
— Давай подумаем, как нам дальше быть.
7
Здоровье Гарника было неважным. Первую ночь он спал под открытым окном и простыл. Болела раненая рука, а тут прибавился еще грипп.