Пленники
Шрифт:
— Герберт, развяжи этого дурака.
Вытянув онемевшие руки, Оник отвесил по глубокому поклону капитану, переводчику и Герберту. Потом положил одну руку на плечо, а другую вытянул вперед и лихо крикнул:
— Начали!..
Напевая мелодию лезгинки, он сделал несколько плавных движений и вдруг прыгнул в сторону через всю, довольно обширную комнату, — овчарка вскочила и приготовилась наброситься на него. Оник остановился перед ней, отвесил поклон и продолжал танец. Это вызвало веселый хохот зрителей.
— Хватит! — неожиданно оборвал капитан. — А теперь окажи мне, где твой товарищ,
Оник не растерялся. Сохраняя веселый и беззаботный вид, он сказал:
— Какой он мне товарищ! Какой-то болван!.. Я, как вы, конечно, знаете, повар. Ко мне приходят получать обед всякие люди. Однажды явился этот… говорит: «Я твой земляк, иду во Львов, умираю с голоду, — дай что-нибудь поесть». Из остатков я налил ему миску. А у него рука перевязана — собака укусила. Почему бы, думаю, не помочь человеку, к тому же земляку? Я был знаком с доктором Харченко: однажды у меня сильно болел живот, пришлось пойти к нему… В общем, я решил сделать земляку добро, повел его к Харченко. А у парня, как говорится, не все дома, — я это только тут понял. Так я и сказал об этом доктору: не верите мне — спросите. Доктор человек хороший, неправды не окажет.
Пельман закурил новую сигарету и бросил зажигалку на стол. Брови его сдвинулись. Он поднялся. Это должно было означать, что шутки кончились и начинается серьезный разговор. Подойдя к Онику, капитан пристально оглядел его с головы до ног и залепил звонкую оплеуху.
— У вас таких умников много?
Улыбка пропала с лица Оника. Держась рукой за щеку, он обернулся к переводчику:
— Капитан шутит, я думаю?
— Пусть скажет: кто из двух глупее — сам он или тот земляк, с которым он ходил к Харченко? — ехидно спросил Пельман.
— Сказать по правде, — ответил Оник, — он совсем дурак. Если бы я был столь же глуп, я не сказал бы это сразу. Но вы меня хорошо приняли и я даже рад с вами познакомиться. Добрые люди всюду имеются, я подумал, что и вы добрый… Разве это глупость?
— Брось брехать! — пригрозил Пельман. — Теперь расскажи-ка, где твои друзья партизаны?..
У Оника сразу пересохло во рту. Он только тут понял, какое обвинение ему предъявляют. За связи с партизанами немцы вешают, это он знал очень хорошо. Правда, он знал и то, что никаких доказательств его принадлежности к партизанам у фашиста нет. Но кого призовешь в свидетели? Помощи ждать неоткуда. Смерть — та самая, от которой он до сих пор уходил, — снова стояла перед ним и смеялась в лицо. Нет выхода!.. Незадолго перед этим ему навстречу попался старик, которого вывели отсюда с окровавленным лицом. Его ждет та же участь. Потом расстреляют. Собрав все силы, Оник решил защищаться.
— Господин капитан, выслушайте меня… В Черткове у меня нет никаких друзей. Я работал на кухне, там и спал. Всегда был один. Этот Харченко, видно, бесчестный человек. Кто меня взял бы в партизаны, раз я дезертир? В самом начале войны я убежал из армии.
— Почему убежал?
— Все имеет свои причины. До того, как меня мобилизовали, я был дважды арестован, — на ходу придумывал Оник.
Немец заинтересовался: за что?
— Первый раз я избил председателя нашего сельсовета… Клуб в селе должен был открыться
— А ты крал? — поинтересовался Пельман.
На лице Оника сразу возникла улыбка.
— Случалось!.. Например, виноград из колхозного сада, — придумал он (в их селе не было ни одного виноградного куста).
Пельман медленно стряхивал пепел сигаретки. Он думал о чем-то.
В этот момент распахнулась дверь, вошел офицер. Он был похож на Пельмана, — такой же толстенный, широкоплечий, с большим носом и толстыми губами.
Пельман вскочил.
— Густав!..
Вошедший обнял Пельмана, потом отодвинул его, снова прижал к груди:
— Хо-хо-хо!.. Жив, дружище? Вижу — посиживаешь тут спокойно. А я-то, чорт побери, думал, что ты в самом пекле где-нибудь. Хо-хо-хо!..
Пельман был явно обрадован.
— Ага! И тебя отправили месить грязь? Ты, кажется, крепко сидел в Берлине, мы завидовали тебе. Ну, рассказывай, что и как!..
— Кончай дела! Пойдем ко мне — я уже нашел квартиру. Кстати, я привез превосходный французский коньяк.
И Пельман распорядился увести арестованного.
В закрытой машине Оника отвезли в городскую тюрьму и бросили в темную сырую камеру.
Оставшись наедине, он начал изучать свое новое жилище. Пока глаза не привыкли к темноте, он наощупь прошел вдоль стены по камере.
Стены были цементные, гладкие, влажные. Пол тоже зацементирован. Оник заметил слабый луч света, проникавший сквозь маленькое отверстие над дверью.
Хуже всего было то, что он оказался один.
— Эй, кто-нибудь есть там? — закричал он.
Никто не откликнулся. «Могила!» — мелькнуло у него в голове.
Оник сел около двери, обхватил руками колени. Не было больше надежды на спасение.
9
Ночью по темным, пустынным улицам Черткова шла девушка. Ее тоненькая фигурка казалась незаметной на фоне неосвещенных стен и заборов.
Но вот она остановилась, оглянулась. В ее руке мелькнул листок бумаги. Сломалась кнопка — девушка торопливо достала другую. И снова продолжала свой путь. Бумажка осталась на заборе. Так девушка дошла до конца улицы и повернула в проулок. Вдруг она замерла. В темноте навстречу шли трое людей. Она повернула назад и пустилась бежать. Вслед ей загремели выстрелы — один, другой, третий…
Девушка перебегала от дерева к дереву. Словно призрак, скользила она во мраке. Потом ее поглотали чьи-то ворота.
Один из преследователей был уже близко. Остановившись перед воротами, все трое начали стрельбу. Улица замерла, — черны, безжизненны окна домов. Полицейские осторожно приблизились к воротам, намереваясь войти. В ту же минуту из-за забора к их ногам упала граната. Вспышка взрыва, и один из полицейских, скорчившись, рухнул на землю. Двое других с руганью отбежали и подняли отчаянную пальбу из автоматов.