Плетущий

Резниченко Максим Геннадиевич

Я очень устал. Чтобы сосредоточиться нужным образом и «созерцать», у меня уходит вдвое больше времени. Без особой надежды оглядываюсь вокруг и ничего, кроме серого мглы вокруг, не вижу: ни тварей, ни их хозяина. Выходит, я остался один в этом сне, ставшем последним для двух Плетущих.

Стягиваю с головы шлем и провожу рукой по мокрым, как после душа, волосам. Только сейчас замечаю, что до сих пор не снял очки. Прячу их в карман на разгрузочном жилете.

Чертовски хочется курить. «Достаю» раскладной стул, ставлю его у порога, несколько секунд размышляю и все таки отхожу на пару метров, выбираю место посуше, опускаю стул на землю и усаживаюсь, с великим наслаждением вытягивая ноги. Прикуриваю, делаю глубокую затяжку и выпускаю ароматное, с кофейным привкусом, облачко табачного дыма.

– Семен, Семен… – тихим шепотом падают на землю мои слова.

Скорбь по другу всецело овладевает мной, и перед глазами

встает его улыбающееся лицо. Неизменный весельчак и неутомимый шутник, он всегда заставлял нас улыбаться, как бы тяжело или плохо ни было. Даже Марина Яковлевна, со всей ее строгостью, закрывала глаза на его шалости во время учебы. Впрочем, умение поднимать настроение, устраивать настоящие розыгрыши и беззлобно шутить никогда не мешало ему превосходно учиться. Должен признать, я долго завидовал Рыжему, точнее, его способности быть душой компании, веселить и веселиться самому. Он редко хмурился и никогда, на моей памяти, не злился. Невольная улыбка трогает мои губы, когда я вспоминаю один из его самых крупных и ярких розыгрышей. О да, я прекрасно помню созданный им из карамели, шоколада, мороженого и других сладостей мир. В этом весь Семен… был.

Рыжий, я отомщу за тебя. Плевать, кем окажется мой враг – я все равно его достану, даже если придется перевернуть весь мир. Жалею лишь о том, что так и не смог поговорить с тобой и узнать, что же так беспокоило тебя, мой друг.

Часть 4

Запертые воспоминания

Мне дороги мои воспоминания. Это все, что у меня есть. Это единственная истинная ценность…

Клиффорд Саймак

Глава 1

Докуренная до фильтра сигарета летит на землю и с коротким шипением гаснет, попав в одну из многочисленных луж.

Просовываю под подбородок руку и вытягиваю ожерелье из табичей. Опускаю взгляд на послушно растянувшуюся нить и выбираю похожий на кусок янтаря табич. Без всякой надежды сжимаю его в ладони, вызывая перед внутренним взором образ Семена. Проходит минута, прежде чем я оставляю бесполезные попытки связаться с тем, кого растерзали проклятые твари.

Следующим я вызываю Мишу, сжимая его табич. Молчание. Но это как раз и не удивительно: он сам говорил, что у него очень мало времени и скоро должен просыпаться. Перезвоню ему с сотового, когда проснусь.

Единственное, о чем я сейчас жалею, – что у меня нет табича Марины Яковлевны. Одно из немногих правил Плетущих гласит о том, что Учитель не может раздавать ученикам свои табичи. Воздержусь от высказываний на этот счет, потому что именно сейчас, как никогда, нужна связь с ней.

Сколько уже прошло времени с тех пор, как я заснул и попал в сон Миши? Не могу сказать точно, но по внутренним ощущениям поезд, в котором я еду в Минск, в скором времени достигнет границы, и мне необходимо будет проснуться. Надеюсь, у меня хватит времени посетить место, что снится мне уже две ночи подряд. Да, я намереваюсь попасть туда, где на восьмом этаже жилого дома, в квартире на диване лежит девушка с огненной цифрой на лбу. Простые подсчеты говорят о том, что сегодня на ее лбу должна гореть пятерка.

Об этом также следует рассказать Марине Яковлевне и не столько из-за того, что мне может потребоваться помощь, сколько из-за того, что странное явление происходит не только со мной. Может быть, еще кого-то из Плетущих посещают аналогичные сны, и, вероятно, существует некий алгоритм действий, направленных на нейтрализацию или противодействие подобному явлению. Однозначно нужно сообщить о смерти Плетущей, которую растерзали твари. И о гибели Семена, чье тело я так и не нашел. Само собой, его семья не будет нуждаться в деньгах. Его близкие в течение двадцати лет будут получать компенсацию из нашего собственного фонда. Ежемесячные взносы незначительны, но общая сумма получается значительной. Ко всему прочему, некоторые из нас страхуют свои жизни от смерти во сне в обычных компаниях. Это немаленькие деньги, и их достаточно для того, чтобы семьи погибших ни в чем не нуждались долгое время. Семен, как я и Соня, застрахован.

Плетущие погибают редко, но время от времени это происходит, и никуда не денешься. Семен – первый погибший из нашего класса. Если не считать Клауса, но это другая история. К тому же, Марина Яковлевна, когда спросила меня о нем вчера, ясно дала понять, что он скорее всего жив. Никто в классе не любил его. Никому из пятерых его одноклассников он не нравился. Сейчас, с высоты собственных лет, я понимаю, как глупо и неразумно мы себя вели. Но тогда, на занятиях, никто не был в восторге от того, что Учительница выделяла его и ставила в пример остальным. Никто не хотел быть хуже или казаться глупее. Со временем, еще в процессе

учебы, мы узнали, что Клаус занимался у Марины Яковлевны дополнительно. Любимчик – такое у него было прозвище. Чем дольше мы учились, тем больше он отстранялся от коллектива. Нет, Клаус не был задирой или хвастуном. Он вообще мало с кем общался. «Самовлюбленный индюк», – сказала ему однажды в лицо Катя, и никто не стал с ней спорить. Клаус, по своему обычаю, высокомерно проигнорировал ее слова, даже такие обидные. Никто не сомневался, что он лучше всех покажет себя на выпускном экзамене, который состоялся по окончании учебы, через десять лет после того, как мы впервые оказались в классе у Марины Яковлевны. Конечно, с течением времени мы стали более сдержанными по отношению к нему, потому что все больше становились Плетущими, а значит, лучше контролировали свои эмоции, глубже познавали человеческую психологию. Однако полностью поменять отношение к нему никто не смог. И в последнее время нашей совместной учебы между Клаусом и остальным классом сохранялся напряженный нейтралитет – все старались его не замечать, а он как обычно отвечал тем же.

То, что случилось с ним на экзамене, стало для нас настоящим потрясением. Сам экзамен был очень сложным. Сдача длилась десять дней, в течение которых мы должны были показать все, чему научились. Он был разбит на множество этапов. Большую часть из них мы сдавали индивидуально, потому что чаще всего Плетущие работают самостоятельно, и лишь когда необходимы общие усилия, мы консолидируемся и решаем сложности сообща. Подобное случается крайне редко, поскольку мало что или кто может противостоять Плетущему во сне. В основном проблемы возникают из-за самих людей, чьи сны мы посещаем, из-за их страхов и зачастую – хронических фобий.

Я невольно вздрагиваю, отгоняя нахлынувшие воспоминания. Мертвый город, ржавая земля под ногами, унылая песнь тоскливого пыльного ветра… Бесчисленные твари, отупляющая усталость, непрерывные схватки… Огромное здание, на пятом этаже которого была зеленая дверь – выход… Невероятная, не поддающаяся описанию тварь, последний бой, смертельный вирус… Пыльная бездна, и Клаус, хватающийся за мою руку… Как же давно это было… Больше 15 лет назад. Как быстро летит время… Что изменилось с тех пор? Ничего. Кроме того, что мы стали сильнее, опытнее, искуснее. Как-то некстати вспоминается беседа с Мариной Яковлевной, другими Учителями и Плетущими, занимавшимися расследованием гибели Клауса. Как оказалось позже, наша группа единственная за последние несколько десятков лет, которая с первого раза сдала экзамен. Это вовсе не означает, что никто до нас не мог найти выход из последнего мира. Вовсе нет. Как раз находили и немедленно покидали опасный сон, потому что в последнем мире появлялась некая чудовищная тварь, уничтожить которую с использованием личного оружия и без возможности полноценно работать с тканью сна, не было никакой возможности. По крайней мере, именно так казалось тем, кто бежал от нее в поисках спасительного выхода. И как оказывалось позже, именно уничтожение этой твари или хотя бы нанесение ей существенного урона являлось необходимым условием прохождения последнего этапа экзамена. Со второго раза испытание проходили все. Факт нашей неординарности служил для меня слабым утешением по известной причине. Клаус смог меня вытащить, а я его – нет. Какое-то время я все еще пытался использовать его табич по назначению, периодически предпринимая попытки вызвать его на связь. Никто из моих друзей не знает об этом. И, надеюсь, не узнает. Сейчас черный, как смоль, камешек лежит дома в старой деревянной коробке из-под какой-то игрушки вместе с другими ненужными вещами из детства и юности.

Вода в лужах еще не успела высохнуть и напоминает о недавно бушевавшей здесь стихии. Я тешу себя надеждой, что успею побывать в ночном городе и добраться до молодой женщины на восьмом этаже. За то время, что я позволил себе потратить на отдых и нахлынувшие воспоминания, я чувствую, что набрался достаточно сил, чтобы совершить задуманное – выяснить, куда ведет тот жгут, канал энергии, который исходил от девушки из моего сна.

Мне не нужно бродить по мирам сновидений, менять реальность, чтобы найти тот единственный, нужный мне сон. Мне необходимо меньше минуты для того, чтобы передо мной на мокрой земле появилась дверь. Она самая обычная на вид, выкрашенная в белый цвет. Никаких запоров или замков – лишь металлическая ручка отсвечивает медью на солнце. Я встаю со стула, поставив на землю опустевшую пластиковую бутылку из-под воды, и подхожу к двери. Металл приятно холодит ладонь. Прежде чем толкнуть ее, я в последний раз проверяю одежду и амуницию: ботинки зашнурованы и крепко держат стопу, наколенники и налокотники на своих местах, шлем на голове снова застегнут, а бронежилет я и вовсе не снимал. Ничего из оружия, кроме Беретты в набедренной кобуре, я не несу – не хочу раньше времени нагружать себя лишним весом.