Плёвое дельце на двести баксов
Шрифт:
— Ну, если так, — продолжил беседу тот, что пониже, — мы хотели бы задать вам несколько вопросов.
— Этот бородатый тоже задавал мне всякие вопросы, но я не смог ответить ни на один из них, — печально заметил Владимир Евгеньевич.
— Что за бородатый? Когда он задавал вам свои вопросы? — осторожно спросил тот, что повыше.
— Мне кажется, его зовут Саваоф. А вопросы свои он задает, когда ему вздумается.
Двое в штатском опять удивленно переглянулись, и тот, что пониже, спросил уже более решительным тоном:
—
— Я любил ее, аки дщерь Божью, но любовью человеческой. Но пришел Он и сказал, что Ирина есть порождение бездны и в бездну должна вернуться.
— А он — это кто? — осведомился опер, который повыше.
— Он — это Тот, кто пришел из леса.
Тут переглянулись между собой все трое ментов, и сержант Миша покрутил пальцем у своего виска.
Тем не менее опер, который пониже, решил продолжить допрос:
— А где сейчас находится Ирина Долинская?
— Я скоро узнаю это, — последовал спокойный и уверенный ответ, после чего бывший преподаватель Истории КПСС взял в руки стоявший рядом с ним на столике большой ковш и выпил его до дна.
Приехавшая «скорая» отвезла Владимира Евгеньевича в больницу, но откачать его так и не удалось.
Оперативники же на скорую руку обыскали дом Дерябина и обнаружили в кармане его пиджака пистолет «глок». Сразу же возникло подозрение, что он был использован при убийствах в «Красном буйволе» и Розовом доме, однако эту версию баллистическая экспертиза не подтвердила.
Но зато она установила другое: именно из данного пистолета были застрелены четыре человека в Москве неизвестным маньяком.
И долгое время этим маньком считали Владимира Евгеньевича Дерябина, бывшго преподавателя Истории КПСС, а впоследствии популярного знахаря. И до тех пор, пока истина не была установлена, его тело покоилось не в могилке деревенского кладбища, а на стеллажах судебно-медицинского морга.
Глава девятнадцатая
Они все-таки встретились именно в кафе, несмотря на усмешливое предупреждение полковника Скрынникова. Когда Брагин стал договариваться с Вольновым о месте, где будут передаваться баксы «на помощь покалеченным ментам и их нищим семьям», то он заявил, что заодно ему хотелось бы попить пивка на свежем воздухе, а личную безопасность лейтенанта — от расстрела неизвестным маньяком — бывший собровец гарантирует.
И вот теперь Брагин и Вольнов сидели на открытой веранде одного из кафе в Филевском парке, взяв по паре кружек пенистого напитка, неспешно прихлебывали его и вели вполне светский разговор за жизнь вообще, не торопясь переходить к деловой части их встречи. Вскоре они уже называли друг друга по имени и обращались «на ты».
Да и погода благоприятствовала такому вот, вроде как отпускному, препровождению времени. Август выдался в этом году замечательный. Не слишком жаркие лучи солнца с безоблачного неба нежно и бережно ласкали вечно встревоженные лица
В разговоре выяснилось, что оба мента, бывший и нынешний, служили в Чечне практически в одно время.
— А знаешь, земеля, ты ведь меня в Ханкале крупно подставил, — хитро прищурившись, вдруг объявил Вольнов.
— Вот как? — искренне удивился Брагин. — Каким же это образом?
— Я имею в виду убийство капитана Синюка.
Игорь прихлебнул пива, поддел на вилку кусок копченой скумбрии и, только прожевав и проглотив его, удостоил собеседника ответом:
— Знаю такого. Но при чем тут я, и при чем тут ты?
— Я в ночь убийства Синюка был начальником караула, охранявшего госпиталь в Ханкале. Когда наутро капитана обнаружили в палате с перерезанным горлом, то на меня повесили всех собак и чуть не отдали под трибунал. Но в конечном счете просто поперли со службы, что называется, без выходного пособия. Спасибо Скрынникову — взял меня полковник под свое крыло.
— Угу, и ты считаешь, что капитана зарезал именно я?
— А кто же накануне убийства разорялся на весь госпиталь, что, мол, это падло Синюк до утра не доживет? Он и не дожил…
Брагин улыбнулся:
— Ну, было такое. И, если б я мог, то точно бы этого поганца оприходывал. Но ты же наверняка знаешь, что я просто не мог передвигаться из-за тяжелого ранения в ногу. Да и правой рукой не владел — ее тоже пуля зацепила. К тому же велось следствие по этому делу, и от меня сразу отвели подозрение. Я не подошел для роли убийцы по медицинским показателям.
Улыбнулся и лейтенант:
— Все, кто тебя знал и с кем мне удалось тогда переговорить, считали, что ты был способен завалить Синюка и в таком состоянии. Прихватил костыли, а нож можно взять и в левую руку.
— Нет, это было исключено, — решительно возразил Брагин. — Ногу мне подвесили чуть ли не к потолку, да и рука находилась на перевязи. Я не мог бы, развязавшись, потом самостоятельно принять прежнее положение. Это технически невозможно.
— Ну, значит, тебе помогала дежурная медсестра, — упрямо настаивал на своей версии Вольнов.
Игорь отрицательно покачал головой:
— Дежурила тогда Лилия Конюхова — жена заместителя начальника госпиталя. Надо отметить, стерва, каких поискать, — за версту видно. В госпитале я лежал до кончины Синюка всего-то трое суток. И у меня никаких особых отношений с этой дамой сложиться-то за столь короткое время не могло. Да и желания такого как-то не возникало: достаточно мне было взглянуть на нее разок и перекинуться с ней парой фраз. — Тут Брагин бросил на лейтенанта взгляд, в котором читалось недоумение. — Но мне вот что любопытно: ты, когда проводил свое расследование, уже знал, что я тот самый Игорь Брагин, из-за которого, по твоему мнению, ты попал в такой суровый переплет?