Плоды манцинеллы
Шрифт:
«Я знаю», — она широко улыбнулась.
«И, конечно же, знаешь, что я приготовил…»
«Так уж вышло».
«Вот и сюрприз тебе…»
Эстер засмеялась, а вместе с ней улыбнулся и Бастиан.
«И все равно мне приятно. Оно прекрасно».
Себастьян театрально вздохнул и достал из внутреннего кармана лабораторного халата маленькую шкатулочку, покрытую темным бархатом. Он аккуратно открыл крышку, с трепетом взглянул на кольцо с массивным сапфиром, некогда принадлежавшее его матери, и протянул подарок.
«С днем рождения,
«Спасибо, пап. Вовсе не обязательно было».
Она трепетно извлекла кольцо и так же трепетно надела на палец.
«Это еще не все. Да-да, ты и так в курсе, но сделай хотя бы вид».
Улыбки. Каждый знал, что будет дальше. Себастьян покинул лабораторию, чтобы вернуться через несколько мгновений, но уже не с пустыми руками.
«Как ты любишь».
«Клубничный».
Он поставил пирог на чистый стол, достал из ящика заранее приготовленные тарелки и, отрезав каждому по кусочку, вернулся в кресло. Закончив с трапезой, он все-таки произнес:
— Я скоро забуду, как говорить.
Эстер рассмеялась. Ее смех огласил лабораторию, залетел в каждый угол, стократно отразившись внутри стеклянных стеллажей, и утонул где-то в дальнем конце комнаты. Она смахнула с лица светлую прядь кудрявых волос.
«Не забудешь, пап. Поверь мне».
«Я только тебе и верю, родная… Но ты ведь и так это знаешь».
Эстер бойко качнула головой и вернулась к клубничному лакомству.
«Шестнадцать лет. Подумать только».
Спустя минуту, девушка отложила тарелку с вилкой и смущенно воззрилась на отца.
«Ты так каждый год говоришь».
«И прекращать не планирую. У меня чувство, что вот только вчера тебе было шесть. А тут — шестнадцать».
Время прошло незаметно. Жизнь шагнула вперед, словно промотав несколько лет, и никто не мог изменить ее ход. Никто. Даже Совершенство.
«Не печалься, папа. Все ведь хорошо».
Он посмотрел в ее прекрасные глаза и, забыв обо всем, на несколько мгновений пропал в чарующей синеве. Ему нравилось, что Эстер знала все. Но были и свои недостатки, о которых никто не решался заговорить, ведь Бастиан уже давно смирился — от девочки ничего не скроешь. Даже легких покалываний где-то внутри, что появлялись каждый раз, когда она разгуливала по дому в футболке на голое тело.
Девушка задумчиво склонила голову.
«Кто-то идет».
«Далеко?»
«Не очень», — она нахмурилась. И следующие слова зазвенели в мыслях Бастиана. — «Марта. Чернее тучи».
«Как обычно».
«В этот раз хуже. Мне уйти?»
Себастьян пожал плечами. Выбор всегда оставался за ней.
Дверь в лабораторию распахнулась. Она буквально отлетела в сторону, впуская нежеланного гостя. Женщина остановилась в метре от Бастиана, взволнованная, крепко сжимающая кулаки и бросающая гневные взгляды. Бремер огляделась, отметила взором клубничный пирог с двумя пустыми тарелками и крикнула:
— Эстер? Эстер?!
Ответа не было. Отец
— И я рад тебя видеть, Марта, — подал голос Себастьян.
— Где девочка?
— Только что вышла. Признаться, я удивлен, что вы не столкнулись в коридоре. Ты пришла, чтобы поздравить ее?
«Неплохо, пап», — девушка покинула кресло, подошла к окну и принялась рассматривать огромный сапфир в свете утреннего солнца.
— Поздравить? — с омерзением бросила женщина. — С чем?
— У нее день рождения сегодня. Я думал, ты знаешь…
Она гневно зашипела и рухнула в кресло, где секундой ранее сидела Эстер. Марта принялась копаться в наплечной сумке, а Бастиан едва заметно кивнул дочери.
«В этот раз и правда хуже».
«А я говорила», — девушка забавно пожала плечами. — «От нее не убудет».
— Я пришла из-за Кристофа.
«Могла предупредить».
«Я не успела, пап. Прости».
— Кристофа? — Себастьян нахмурился. — Зачем ты тревожишь мертвых, Марта? Прошло уже больше года, а ты все никак…
Женщина выудила из сумки древнего вида книжицу, пролистала несколько десятков страниц и, с до нелепости победным видом, выпалила:
— Я знала, что тут нечисто. Вот знала ведь! Это все твоя… Эта твоя…
— Ее зовут Эстер, — спокойно произнес Себастьян.
— Вот! — Бремер впечатал книжку в поверхность стола, едва не опрокинув начатый пирог.
«Начинается», — прозвучал нежный голос.
— Что это? — сохраняя невозмутимость, спросил он.
— Я нашла ее в вещах Кристофа. Решила разобрать нашу лабораторию, освежить ее, так сказать. И нашла его дневник.
— Старик писал дневник?
— Да ты хоть взгляни на него! — вскричала женщина. — Посмотри! Посмотри, Майер!
Бастиан опустил глаза. Две страницы книжки полностью исписаны. Почерк Кристофа сказал вверх и вниз, буквы наползали друг на друга, одно слово перекрывало другое, а каждый миллиметр пожелтевшей от времени бумаги хранил в себе хотя бы несколько капель высохших чернил.
— Видишь? — процедила Марта.
Он видел. Прекрасно видел. На странице было написано лишь одно слово, повторенное десятки и десятки раз. «Совершенство».
— А теперь смотри, — Бремер перелистнула страницу.
Вид примерно такой же, что и мгновением раньше — жирные буквы, неразборчивые слова, полное отсутствие свободного места на бумаге. Только теперь Кристоф писал не слово, а целую фразу, повторяя ее вновь и вновь. И почерк постоянно менялся. «Она у меня в голове», — гласила надпись.
«Ты знала про этот дневник?»
«Нет», — извиняющиеся нотки. — «У него такая мешанина была в мыслях, когда мы закончили…»
— И что ты хочешь, Марта? — женщина тут же раскрыла рот, но Бастиан вскинул руку. — Сказать то мне дай. Во-первых, прошла уйма времени. Во-вторых, девочка тут ни при чем, и мы это уже обсуждали.