Плоды проклятого древа
Шрифт:
Возможно, сходство с Броктон Бей и сыграло решающую роль. Тоже прибрежный город, схожие размеры, тот же упадок из-за обвала морской торговли, хотя и не такой сильный как в Заливе. Я просто влез на частоту Дракон и сказал:
— У меня есть идея.
А Александрия просто ответила:
— Говори.
И я начал говорить. Потом вернулся к Оружейнику и набросал примерную схему. А потом один из немногочисленных уцелевших местных кейпов почесал затылок и сказал, что не ожидал наступления дня, когда Австралию придется спасать газовыми камерами.
Дракон осмотрела предложенную схему и выдала вердикт:
Директорат СКП от предложенных мер пришел в ужас, всплыви подробности в СМИ, это бы стало катастрофой. Герои, прежде имевшие дело с последствиями атак Симург, скептически хмурились, ибо понимали, что не может все быть настолько гладко. Но вот местные власти вцепились в предложенный план как утопающий в соломинку, и под их давлением Дракон неохотно, но начала претворять его в жизнь.
Пока она и прочие технари на подхвате возились с инфраструктурой, я потребовал для себя рейс со Странником до своей мастерской, забрать свое оборудование и записи, касающиеся психотропных составов. Я собирался спасти население целого города, погрузив его в неописуемый человеческим языком кошмар.
Спустя двадцать часов работы без сна и отдыха, к тому моменту, когда в фильтрационный лагерь начали прибывать первые эвакуированные жители, я мог сказать, что превзошел сам себя. Созданную мной смесь было страшно держать в руках, не говоря о том, чтобы давать ее людям. Может, оно и к лучшему, что от меня требовался только рабочий образец, Дракон же достаточно было провести анализ вещества, чтобы с поразительной скоростью наладить производство в промышленном масштабе. И когда система пришла в движение, занервничали даже первые номера Протектората, видевшие некоторое дерьмо.
Начиналось все с того, что на огороженную площадку под дулами автоматов загоняли на глаз около тысячи человек, а потом туда начинали закачивать газ. Площадка не имела потолка, его роль играло прозрачное силовое поле, которое не позволяло газу развеяться. Синтезированный мной состав, по сути, являлся сильно доработанной версией «ноктюрна». Его основным лейтмотивом был панический страх, но используя результаты своих многочисленных исследований как для проектов Гезельшафта, так и для психиатрии, я включил в него некоторые… дополнительные эффекты.
Сверху за всем этим наблюдали летающие стрелки, снабженные специальными визорами, включенными в единую сеть, которой управлял аналитический алгоритм Оружейника при поддержке нескольких Умников. Их задачей было выявление случаев зомбирования и их немедленное уничтожение.
Спустя несколько минут газ удалялся с помощью вентиляции, взамен него в камеру закачивалась небольшая доза антидота и седативный агент, после чего из основной массы
Можно сказать, механизм работал почти без сбоев, если бы не триггеры, которые случались почти каждый день. Именно они обеспечили большую часть сопутствующего ущерба. Впрочем, с ними не церемонились, и тоже уничтожали на месте. Оказалось, что герои, когда за ними в оба глаза не следило начальство и пресса, начинали проявлять свои способности… весьма находчиво. Даже творчески. Некоторые демонстрировали такие силы, которые из-за чрезвычайной смертоносности никогда не показывались на публике.
Вообще, мне не обязательно было оставаться, реши я вернуться сразу после развертывания лагеря, никто бы слова не сказал. Но я должен был взглянуть в глаза собственным страхам, и как-то искупить то, что наворотил ранее. Я сделал пару звонков домой — не скажу, что мои родители и Кэсси сильно обрадовались, но все же понимали важность этой работы. Я был благодарен им за это.
Когда я впервые пришел в больницу, когда впервые коснулся своей силой обреченного человека, мне казалось, что вот он, Ад. Тут смерть стоит за плечом, хрупкая машинерия поддерживает искорку жизни в теле, а единственные звуки — мучительные хрипы и попискивание аппаратуры.
Потом настала очередь психиатрической лечебницы, и оказалось, что в обычной клинике не так уж и плохо, а настоящий ужас — это утрата рассудка, распад личности.
Потом был Мехико, и я думал, что запах горелого человеческого мяса, крови и дыма никогда не перестанет преследовать меня в кошмарных снах.
После двух недель под Канберрой я понял, что в какую бы жопу меня не запихнула жизнь, всегда найдется еще большая жопа, так что ужасаться просто бессмысленно. Созданный Дракон с моей подачи конвейер был восхитителен, он завораживал своей гиперрациональной эффективностью. Иногда вечером, вымотанный за день, я просто наблюдал с высоты за процессом «высокоинтенсивной стрессовой проверки», как процедуру окрестили официально. Чем-то это напоминало переплавку металлолома, из которого в процессе удалялись вредные примеси.
Правда, до отстрела «бомб» меня, как несовершеннолетнего, все же не допускали. Я больше занимался случаями аллергических реакций на свой состав, профилактикой задействованного в полевом госпитале «Лотоса», а также помогал со снабжением — опреснительные установки, генераторы и пищевые синтезаторы требовались в огромном количестве.
Сон все равно не шел, так что я решил, что разлеживаться дальше смысла нет. Несколько секунд я размышлял, надевать штатское или костюм, но тут мимо палатки проехал грузовик, подняв волну жаркого воздуха, и я сделал выбор в пользу последнего. На дворе была середина марта, а значит в Австралии стояла до умопомрачения жаркая ранняя осень. Я видел немало кейпов, переживших бой с Губителем, но сраженных тепловым ударом. Встроенный климат-контроль доспеха был необходим как воздух.