Плохая девочка. 2 в 1
Шрифт:
– Я аж расчувствовался. – Хмыкаю.
– Кай! Так нельзя!
Мне приходится обернуться, что взглянуть ей в глаза.
Мать ниже меня на голову. Годы добавили ей морщин и полноты, но теперь она выглядит гораздо лучше, чем пять-семь лет назад. Нет алкогольной одутловатости на лице, взгляд абсолютно ясный. Если бы не по-дурацки повязанный на голове шейный платок, она выглядела бы гораздо моложе своих лет.
– Что заставило тебя переобуться, мам? Я думал, он сдохнет, а ты и бровью не поведешь.
– Я только что говорила с врачом клиники, где твой папаша
– Ты о его дочери? – Я выгибаю бровь.
– Не называй ее так, у Харри был один ребенок, и это ты. – Прищуривается она. – Эта овца и не вспомнила бы, что у него есть и другие родственники, если бы ни обстоятельства.
– Какие?
– Через полтора месяца ей исполнится восемнадцать, а пока этого не случилось, ее грозятся забрать в социально-реабилитационный центр для несовершеннолетних. Разве только… временно не назначить попечителя из числа родственников… – Мать ухмыляется. – Если кто-то выразит такое желание, конечно… И так как Харри удочерил ее, ближайшим родственником ей теперь приходится Хелена.
– И? Разве девчонка не может действовать самостоятельно? Ей же почти восемнадцать?
– Для признания самостоятельности нужно вести предпринимательскую деятельность или работать где-то. Но Мариана сейчас «совершенно убита горем». – Презрительно морщится она. – И пока кто-то не сообщил ей о такой возможности, мы можем взять все в свои руки. – Глаза матери загораются. – Кто-то должен забрать тело из больничного морга и оформить попечительство над девчонкой. Мы с Лео планируем забрать бабку и поехать вместе в столицу: во-первых, она уже практически глухая, во-вторых, ее сын умер, и ей захочется присутствовать на похоронах, в-третьих, она не будет возражать против того, чтобы взять заботу о внучке и пожить с нами в особняке Турунена…
– Можно еще раз? – Хмурюсь я. – Ты собралась жить в его особняке?
– А что такого? – Всплескивает руками мать. – Девчонку отправят с детский дом до совершеннолетия, если не вмешаться! Зачем нам ждать полгода до вступления в наследство на твою долю, если мы можем пользоваться богатствами уже сейчас? Возьмем ее под опеку, въедем в дом, там же половина – наша!
– Есть еще его мать.
– Бабке недолго осталось. – Отмахивается она. – А так, я очень хорошо поговорила по телефону с Марианой. Девочка расстроена и напугана, я пообещала, что мы привезем бабушку и все решим. – Мать победоносно улыбается. – Она уже ждет нас.
– Ты серьезно? – Мне не хочется верить своим ушам. – Да пусть ее забирают в этот детский дом, или как его там! Ей полезно. Меня тоже однажды чуть туда не забрали. – Я мерю комнату шагами, а затем поворачиваюсь к матери. – И вообще. Мне ничего от них не надо! К черту наследство!
– Что? – Ее лицо пунцовеет. – А я? – Она взмахивает руками. – Столько лет лишений, а взамен ничего? Его вторая жена по курортам каталась, пока я донашивала платье, в котором ходила беременная тобой! Она покупала себе украшения, а я в это время ставила заплатки
– Тебе не обязательно ехать для этого в столицу и брать на попечение эту девчонку. – Ледяным тоном говорю я.
– Харри – хитрый сукин сын. – Выплевывает мать с презрением. – Я хочу получить все, что мне положено. И то, что есть в документах, и недвижимость в Испании, которую он скупал втихаря. Я лично приеду в этот дом и проконтролирую, чтобы от меня не укрылось ни рубля, ни цента, ни несчастного евро. Начинается новая жизнь, сынок. – Улыбается она.
Вздохнув, я поднимаю руки.
– Это без меня.
– Привет, сынок. – Заслышав крики, входит в комнату Лео.
Вообще-то, маминого последнего ухажера зовут Леонид, но он настолько изыскан, что предпочитает Лео.
Я оглядываю его с головы до ног: лысеющая башка, подкрашенные усики, растянутая майка, широкие шорты, в которых бледные ножки выглядят спичками, и… на них мои тапки.
– Я тебе не сынок. – Говорю сквозь зубы.
И ухожу.
– Турунен! – Окликает меня тренер.
Я иду по коридору спортивного центра с сумкой на плече. Останавливаюсь, заслышав его голос. По спине пробегает неприятный холодок. С детства надо мной не было авторитетов, но этот человек – исключение.
– Да? – Оборачиваюсь я неохотно.
Лицо Олега Даниловича выглядит безразличным. Это плохо.
– Можешь не переодеваться. – Бросает он. – Команда в тебе больше не нуждается.
Разворачивается и уходит в тренерскую.
Я шумно выдыхаю, мои плечи опускаются. Тренер никогда не шутит. Лучше сто раз нарваться на его гнев, чем заметить холодное равнодушие во взгляде – это знает каждый.
Я поправляю сумку и плетусь за ним. Стучу в дверь, вхожу в тренерскую.
– Олег Данилыч.
– Со скольки лет ты занимаешься у меня, Турунен? С семи? Восьми? – Мужчина встает у стола и проводит рукой по седым волосам. – Ты как никто другой должен знать, что пропуск без уважительной причины – повод к отчислению!
– Знаю. – Говорю хмуро.
– И сколько ты уже пропустил? – Он прищуривается. – Хочешь – приходишь, не хочешь – гуляешь. Почему я должен вызванивать тебя по знакомым и родственникам, точно отвергнутая влюбленная гимназистка? Ты кто, вообще? Ноль без палочки! Мне такие игроки не нужны. Убирайся!
Громыхание его голоса заставляет меня опустить голову.
– Команда ничего не потеряет без тебя. – Тренер взмахивает рукой в сторону двери. – Давай, проваливай.
Я не двигаюсь с места. Судорожно втягиваю носом воздух. Тренировка – вот, что мне сейчас нужно, чтобы прийти в себя. Ожесточенная борьба на льду, пот, скорость, удары, крики. Я просто хочу скинуть напряжение. Он не может вышвырнуть меня просто так. Не сейчас.
– Я не уйду. – Поднимаю взгляд и смотрю на него с вызовом.