Плохая хорошая девочка
Шрифт:
Я огляделась… И вдруг замерла. Прямо на меня смотрели глаза. Кто-то, скрытый густой зеленью кустарника, смотрел прямо на меня, в упор и не мигая.
При этом я чувствовала, как каменеют и наливаются тяжестью мои руки и ноги. Даже если бы я захотела закричать и убежать — я бы не смогла этого сделать. Я в буквальном смысле слова не могла пошевелить рукой. Даже слова не могла произнести. При этом сознание оставалось совершенно ясным.
Я
Когда я «очнулась», Нинель по-прежнему стояла рядом. Стояла она, глядя в землю, съежившись, опустив покорно плечи. Я с тревогой огляделась по сторонам.
Была ли это иллюзия, созданная игрой света и тени и движением листьев, по которым пробегал ветер? Или чьи-то странные глаза действительно смотрели на меня из густой листвы шелковицы?
— Нинель, я уверена, меня гипнотизировали! — прошептала я.
— Возможно, — вполне серьезно заметила моя спутница. — Я, Элла, тоже почувствовала что-то странное.
Двадцать четвертое, июнь
— Итак, давайте подведем итоги, — предложила Нинель за ужином.
— Да, давайте! — дружно согласились мы с Оскаром.
— Итак, мы, кажется, не одни…
— Похоже, что так!
— В этой Прекрасной долине мы не в одиночестве, — продолжала Нинель. — И из этого обстоятельства следует сделать соответствующие выводы.
— Нам угрожает опасность?
— Возможно. Вполне возможно, если мы будем неразумно себя вести.
— То есть?
— Видите ли, Элла… Животным свойственны два вида агрессивности. Они нападают, либо чтобы защитить свое право на территорию…
— Либо?
— Или чтобы утвердить свое главенствующее место в иерархии.
— Что же из этого следует?
— Например, вы, Элла, очень глупо себя вели при встрече с этим неизвестным существом.
— То есть?
— Ну что вы задрали подбородок, как памятник полководцу?
— ??
— Поймите, ваша природная аристократическая осанка здесь неуместна.
— Не поняла.
— А все очень просто! Отношения между живыми существами строятся
— Это как?
— Ну как, как… Опустите голову. Хорошо бы сгорбиться! Смотрите в землю. Склонитесь, короче. Ни в коем случае не смотрите пристально в глаза.
— Но почему?
— Припадать в страхе к земле — это древний инстинкт самосохранения. Отсюда пошли поклоны и книксены. Сильные любят покорность.
— А вы думаете, этот, который на нас смотрел, — это было животное?
— Припадайте в страхе к земле, Элла, — не ошибетесь! Никто не любит пристального взгляда и вызывающе вздернутой головы. В этом плане гаишник, который нас останавливает на улице, и какой-нибудь представитель приматов, вроде самца шимпанзе, одним миром мазаны.
— Интересно…
— Кроме того, мне кажется, нам не следует более появляться в районе Скалистой — это явно не «наша» территория.
— То есть если мы будем ходить склонив головы и не нарушать границ чужих «владений» — все будет хорошо?
— Ну так. Или почти так.
— Мне тоже кажется, что только «почти», — с сомнением в голосе заметила я. — Вряд ли все так просто. Ведь они могут просто проголодаться! И съесть нас без всякой агрессивности — просто потому, что хотят есть.
— Возможно, им не нужно столько мяса.
— А чем же они питаются? Ведь им же нужен белок?
— Жуки, лягушки, птичьи яйца — этого достаточно, чтобы восполнять потребность организма в белке.
— Вы думаете, они этим питаются?
— Ну как вам сказать… Во всяком случае, я на это надеюсь.
— Фу, какая гадость!
— Однако лично мне не слишком хочется выступать в роли бифштекса. А вам, Элла?
— Пожалуй… — вздохнула я. — Пусть уж они действительно лучше едят лягушек.
Двадцать пятое, июнь
Весь сегодняшний день я репетировала «позу покорности». Получается плохо! От привычки идти по жизни, задрав подбородок, трудно избавиться в одночасье. Хорошо, что хоть Нинель меня немного обнадежила. Она разрабатывает план нашего выхода из Прекрасной долины…