Плохая хорошая девочка
Шрифт:
— Ну, надеюсь, вы обойдетесь без этого.
Хихикая и немного хромая, Горчицкий ушел к целебному источнику…
«Пошел на лечение… как старый больной медведь! — Юра задумчиво смотрел ему вслед. — Пошел за живой водой и молодильными яблоками. Надеется, старый, расцвести!
Ну цвети, цвети… Ходи, ходи! Недолго тебе осталось».
Надо было срочно придумывать что-то еще. И Юрины мысли уже обратились к тарзанке.
«Это хорошо, если Горчицкий повадится к источнику, — думал Юра. —
И ими, этими возможностями, следовало незамедлительно воспользоваться!
Тем более что с некоторых пор Ростовский отчего-то вдруг стал чувствовать себя не вполне здоровым…
Сначала Юра не обращал на это внимания. Но некоторые симптомы с каждым днем становились все очевиднее. У него часто болела голова, схватывало живот, поднималась температура.
И это было для него, стопроцентного здоровяка, абсолютно новым ощущением.
«Может быть, старик травит меня? — думал Ростовский. — Ведь все очень просто — он сам меня боится. Подозревает, что это я убрал Королевича. И вот теперь, спасая свою жизнь, старпер хочет от меня избавиться? А ведь другого способа избавиться от меня, как отравить, у него нет. Отрава — вот единственное, что ему доступно!»
С этого дня Юра ел только то, что уже попробовал профессор, — можно сказать, питался с ним из одной тарелки! Кроме того, он никогда не терял из виду свою кружку с чаем или кофе: «Как бы чего ни подсыпал старик!»
Однако лучше Ростовскому не становилось.
Однажды он уже с трудом смог подняться. Голова раскалывалась, а в желудок будто заколачивали раскаленный гвоздь. За весь день Ростовский почти ничего так и не съел. Отказался и от замечательного супа, который опять сварил Горчицкий. Открыл лишь банку консервированной кукурузы. Посмотрел и выкинул.
К вечеру головная боль немного поутихла.
А следующим утром Юра проснулся жутко голодным. И словно бы уже не таким больным.
Профессор очень кстати уже заварил кипятком концентрат овсяной каши в двух мисках…
— С яблоками? — обрадовался Ростовский.
— С яблоками, Юрочка. Как вы любите. — Он протянул Юре миску.
Ростовский взял ее в руку, поднес ложку ко рту и вдруг остановился.
Подозрительно взглянув на профессора, который уже начал есть из своей миски, он предложил:
— Нет, давайте поменяемся!
Юра отдал Горчицкому свою нетронутую порцию и взял его — проверенную! — миску.
Ростовский жадно съел кашу.
Через час боли начались снова.
Профессор же вел себя как ни в чем не бывало. Даже как бы помолодел еще больше. Порхал и чирикал…
«Если он меня травит, — думал Юра, корчась от боли, — то как?»
И вдруг сквозь
Девушка! Опять…
Но, если рядом с Черной можно было предположить, что девушка — это видение, галлюцинация, вызванная действием испарений, то здесь-то она откуда взялась?
— Вы видите? — позвал Юра Горчицкого, сидевшего с блокнотом чуть поодаль. — Вот она, профессор! Вот снова она! Вы видите ее?
— Кого?
— Девушку!
— Девушку?
— Да! Эмму… А может, не Эмму… — Ростовский обхватил голову руками. Она болела так, как будто ее стиснуло железными обручами.
— Юра… — Горчицкий покачал головой. — Я никого не вижу!
— Не может быть… Она только что была здесь… Стояла вот там!
— Ах, ты… Ну надо же беда какая! — запричитал профессор. — Совсем вы, Юрочка, у нас расклеились!
Милиционер опять целый день ничего не ел, и опять ему вроде бы стало полегче.
Новое объяснение, которое теперь вдруг пришло Ростовскому в голову — насчет девушки, — было несколько странным… Но оно все равно пришло Юре в голову!
«Это не Эмма, — думал он, лежа у костра, укрытый двумя одеялами. — Что, если это сама Элла?!»
В конце концов, они так и не обнаружили ее трупа, в отличие от захороненного тела Нинель Звездинской.
Конечно, дневник Эллы Фишкис обрывается буквально на полуслове. Но тем не менее его автор вовсе нигде не утверждает, что ей грозит какая-то опасность.
Поэтому… Откуда, собственно, известно, что Элла погибла?
А если нет?
Что, если появляется именно она?
Тогда почему она прежде не давала о себе знать? Да и сейчас, прямо скажем, девушка не проявляет особой общительности. Может, она боится?
Петухов ее напугал, и, возможно, она теперь думает, что новая компания, появившаяся в Прекрасной долине, — это люди Петухова.
Но она же видит, если следит украдкой за ними откуда-то из укрытия, что здесь профессор Горчицкий, ее родственник! Значит, получается, что она боится и его?
Да нет… Вот этого не может быть.
Но, возможно, с Эллой происходит что-то другое?
Что? Не важно — что… Всего сразу не объяснишь. Что-то, из-за чего она упорно сторонится появившихся в Прекрасной долине людей и избегает их общества.
Кстати, если она боится его, Ростовского, то не без оснований.
Ну да и ладно. Ну и пусть бродит! В конце концов, Ростовский может попросту не обращать на это обстоятельство никакого внимания. Эмма — или Элла! — сама перешла добровольно в разряд призраков.
Кто поверит теперь, что она жива?
Летчик, наглотавшийся дыма из кальяна?