Плохие девочки не плачут. Книга 3
Шрифт:
Крупная ладонь ложится между лопаток, легко возвращает мятежную рабыню на место, буквально впечатывает в стол.
— Ничто на свете не помешает мне осуществить желаемое, — елейно произносит фон Вейганд.
— Так нельзя, — замечаю сбивчиво. — Несправедливо. Стоит только обрести уверенность, тут же обламываешь, сбиваешь с ног. А я не виновата, просто хочу дотянуться до звезды. До тебя, блин. Ох*ительного и недосягаемого. Ну, извини, если попутно распаляю страсть. Не планировала, специально нарядилась
— Ладно, — неожиданно соглашается.
— Спасибо, — благодарю с облегчением.
— Накажу за другое, — прибавляет насмешливо. — Поводов хватает.
Безжалостно срывает нижнее белье, рвет на клочки.
— Стой, — не успеваю выдумать ничего умнее банального: — Пожалуйста, прекрати.
Новый шлепок вынуждает закричать, обжигает нежную кожу точно кипяток. Дрожь охватывает тело, оплетает невидимой сетью, заставляя содрогаться и трепетать.
— Люди услышат, — запинаюсь. — Это неприлично.
— А ты не вопи, — по-хозяйски поглаживает спину, забирается под кофту. — Расслабься, настройся на удовольствие.
Звучит пугающе.
Рефлекторно вздрагиваю, опять стараюсь освободиться. Однако тщетно. Не существует ни единого шанса выбраться из пылающей ловушки.
— Отпусти, — требую настойчиво. — Отпусти немедленно.
Кусаю губы до крови, чтобы не заорать.
— Видишь, так гораздо лучше, — хвалит фон Вейганд, медленно проводит ладонью по воспаленной коже. — Послушная девочка.
— Гад, — парирую не слишком вежливо, отключаю инстинкт самосохранения. — Гребаный ублюдок. Пусти сейчас же.
— Придется заново учить тебя хорошим манерам, — сетует с притворным сожалением, продолжает неспешно ласкать. — Догадываешься, почему?
— Хватит, — отчаянно рвусь на волю. — Отвали.
Очередной удар обдает огнем.
— Это за ругательства, — склоняется надо мной, трется щетиной о щеку. — Держи язык за зубами.
Грубость сменяется нежностью. Горячие сухие пальцы умело разминают истерзанную плоть, изгоняют боль из застывшего в напряжении тела.
— Если только не сосешь, — уточняет вкрадчиво. — Тогда можешь открыть рот шире, заглотить член до упора и облизать яйца.
Шлепок за шлепком обрушиваются на обнаженный зад, вынуждая взвыть, приглушенно заскулить, зажмуриться. Слезы срываются с ресниц, соленые ручейки струятся по лицу.
У него тяжелая рука.
А я просто чокнутая.
Возбуждаюсь от издевательского отношения. Завожусь сильнее с каждым новым ударом. Мелкая дрожь охватывает бедра, низ живота сводит тягучая сладостная судорога. Кровь ритмично пульсирует во взмокших висках. Болезненная вибрация сотрясает изнутри.
Еще немного и кончу. Надсадный стон вырывается из груди, невольно выгибаюсь. То ли ускользаю от наказания, то ли наоборот
— Это за вызывающее поведение, — бьет, вынуждая закричать и подпрыгнуть на месте, отрезвляет, враз лишая наслаждения. — Не стоит злоупотреблять моим терпением.
Больше никакой ласки, только пытка.
Реальность вспыхивает красным. Ожидания сгорают дотла, оседают пеплом у дрожащих ног. Удар за ударом практически вбивают в стол, вколачивают в деревянную поверхность, принуждая давиться утробными воплями.
Раскаленный свинец растекается под кожей, выкручивает суставы, натягивает мышцы, будто канаты.
А я молчу.
Тренирую волю.
— Правильно, терпи, — фон Вейганд слегка прикусывает мочку уха, заставляет покрываться ледяной испариной. — Не хочу ни с кем делиться твоими криками.
Даже с затхлым подземельем?
— Не так я представляла встречу после долгой разлуки, — бормочу сквозь зубы. — Хоть мы оба любим пожестче, всему есть предел.
Ладонь опускается на мой зад с новой силой.
Опять и опять.
Тихонько скулю.
— Это за звонки Андрею, — произносит ровным тоном. — Не нужно отвлекать людей от важной работы.
— Я же только… — взвываю и осекаюсь.
— Это за обжорство, — прибавляет невозмутимо. — Нечего уродовать мою собственность.
Утыкаюсь лбом в прохладную столешницу. Очертания комнаты плывут перед глазами, толчки обезумевшего пульса оглушают. Безжалостные удары вгоняют в транс.
Теряю счет, теряюсь в пространстве. Трепещу и растворяюсь. Таю под жестокими руками, что столь умело переплетают боль и наслаждение.
А потом палач отнимает мое дыхание.
— Это за бизнес, — сообщает хлестко, елейно поясняет: — За сайт, который собираешься отдать своей подруге.
Как?!
Откуда он знает?
— Догадаться нетрудно, — мягко треплет за щеку. — Я в твоей голове.
Чуть отстраняется. Проводит пальцами вдоль позвоночника. Вверх-вниз. Дразнит. Опускается ниже, едва касается истерзанного зада.
— Ты везде, — дергаюсь по инерции, не надеюсь избежать неизбежное.
Тентакли нервно курят в туалете.
Жалкое подобие монстра. Смехотворная карикатура. Глупое и бесполезное создание. Ни капли не пугает.
Страх выглядит иначе. Облачен в идеальный деловой костюм. Криво ухмыляется и прожигает взглядом насквозь. У него темные, почти черные глаза, на дне которых отражается моя душа.
— Помни, — гладит по макушке, перебирает пряди волос. — Любая мысль, зародившаяся в этой прелестной головке, известна мне заранее.
— И что? — бросаю судорожно. — Что с того?
— Ничего, — резко тянет, вынуждает выпрямиться. — Ничего не стоит сжать сильнее и расколоть череп точно стекло.