Плохие девочки не плачут. Книга 3
Шрифт:
Не могу очнуться. Не могу прекратить.
— Давайте сыграем в одну интересную игру, — новый персонаж врывается в измученное подсознание. — Большинство людей абсолютно не ценят свою жизнь. Но только не ты. И не теперь.
На горизонте возникает афроамериканец в элегантном костюме. Он едва ли похож на Джона Крамера, тем не менее, радости мало.
Почему выглядит настолько знакомым? Откуда его помню?
— Честного человека обмануть нельзя, — лучезарно улыбается парень. — Выбирайте. Правда
Однозначно первое. Лучше отделаться словами, ведь трудно предугадать к чему приведут действия. А болтать — не мешки ворочать. К тому же, у меня природный талант.
— Победителей судят, — демонстрирует по-голливудски идеальные зубы, склоняется ниже, доверительно сообщает на ухо: — Проигравших быстро забудут, вычеркнут из рейтинга. Блеклые тени никого не волнуют. Расплачивается всегда победитель.
Мои губы дрожат, приоткрываются, но с них не срывается ни единого звука. Закрываю и открываю глаза. Не помогает. Никакие усилия воли не вызволяют разум из плена. Морок не исчезает.
— За гениальность платят безумием. Как и за любовь. Как за всё, что хоть немного дороже золота, — заявляет хлёстко, отступает. — Сколько готовы отдать за победу?
Ужас хлещет через край.
Нужно очнуться. Поломать сценарий. Выбраться на поверхность.
— Ваша клетка объята пламенем, — заключает ледяным тоном, вдруг перестаёт излучать обаяние. — Пришла пора закрывать счета.
Отчаянно стараюсь завопить, а из горла вырывается лишь слабый хрип. Захлебываюсь немым воплем. Затравленно озираюсь, очертания комнаты расплываются.
Сползаю на пол, падаю на колени. Цепляюсь взглядом за контейнер, который маячит впереди. Там хранится то, что может меня спасти. Важное. Бесценное. Наверное. Пока трудно понять. Необходимо узнать, любой ценой добраться до содержимого.
Тщетно пытаюсь сбросить оцепенение. Увязаю глубже. Сильнее, страшнее.
— Мне жаль, — произносит афроамериканец. — Я дьявол, и я пришел забрать законную собственность.
Заткнись, хватит разыгрывать спектакль.
Ты Микки Бригс, мошенник из сериала «Виртуозы». Все происходящее сплошная чушь. Идиотизм. Причудливая выдумка мозга. Дьявол здесь только один. Первый и последний. Александр фон Вейганд.
— Поздравляю, — щедро хвалит романтичный шеф-монтажник, протягивает пластиковую коробку. — Заслужила.
Открываю контейнер и отшатываюсь, отползаю подальше.
Посреди мелко порубленного льда пульсирует кусок живого мяса. Окровавленная плоть бьется в такт ударам моего пульса. Истекает багрянцем.
Похоже на сердце. Но это не может быть правдой. Это просто не может быть. Не может происходить.
— Нравится? — спрашивает фон Вейганд.
Сокращает расстояние, хватает меня за волосы, наматывает пряди на кулак. Резко вздергивает вверх. Будто
Тщетно пробую озвучить мысль, но вместо фраз получается бессвязное мычание.
— Ты больше ничего не скажешь, — криво ухмыляется он. — Никогда.
Толкает назад, впечатывает в ржавое железо. Стальные детали больно впиваются в тело, режут по живому, не ведая пощады.
Стоп, умоляю, пора заканчивать.
Очнись, прошу, пожалуйста.
— Никакой лжи, — медленно ласкает горло, поднимается к подбородку, а потом крепко сжимает, вынуждая взвизгнуть. — Я вырезал твой проклятый язык.
Упираюсь ладонями в широкую грудь. Натыкаюсь на пустоту. Парализующий холод, ни единого удара под моими пальцами.
Неужели?..
Обмираю, погибаю. Позволяю ледяной паутине покрывать кожу. Слой за слоем, оставляя липкую пленку.
— Да, — мрачно подтверждает догадку фон Вейганд. — Пришлось избавиться от слабости.
Что я натворила.
Его сердце. Истекает кровью. Бьется. Еще живет. В той дурацкой коробке, посреди расколотого льда. Посреди расколотых надежд. Окровавленная я.
Глохну от своих собственных истошных воплей. Голосовые связки рвутся, не выдерживают напряжения.
Задыхаюсь, захлебываюсь. Теплым, вязким, солоноватым с ощутимым привкусом металла. Иду ко дну, без шанса выбраться на спасительный берег.
— Still (Тихо), — хрипло шепчет на ухо, гладит по голове. — Тише, спокойно.
Сжимает крепче, до хруста костей. Грубо встряхивает, покрывает шею нежными поцелуями. Обнимает, вырывая из пучины токсического безумия.
Где иллюзия? Где настоящее?
Теряю ориентир.
— Проснись, моя родная, — произносит мягко. — Девочка моя, просыпайся.
Стискивает сильнее, до ломоты.
И кошмар обрывается.
Больше не кричу. Рыдаю, давлюсь слезами, бормочу «нет, нет» точно заведенная, повторяю снова и снова, не отдавая отчета.
Жуткий сон отступает.
Остаемся лишь мы.
Я и фон Вейганд.
Огромный номер отеля и роскошная кровать. Уютный полумрак и смятые простыни. Лихорадочная дрожь и ледяной пот, что струится по спине.
— Что случилось? — слегка отстраняется, осторожно убирает влажные спутанные пряди с моего лица, иронично прибавляет: — Даже в подвале ты так не орала.
Это точно он?
Про девочку и про родную видимо пригрезилось. Послышалось, почудилось. Медленно лишаюсь рассудка, ничего удивительного в подобной обстановке.
Горло саднит, мышцы ноют. Пропущена сквозь мясорубку бесчисленное множество раз. Морально истощена, разлагаюсь аморально.
— Все хорошо, — бормочу чуть слышно. — Просто дурной сон.