Плохие девочки попадают в Рай
Шрифт:
Я не спешила возвращаться в мир реальный, стоя с запрокинутой головой и прислушиваясь к внутренним ощущениям, несущим меня сквозь пространство и время. Совсем некстати музыка и голоса, доносящиеся из ресторана на первом этаже на мгновение стали громче, совсем рядом раздались шаги… Я открыла глаза и, должно быть, слишком резко придала голове наиболее физиологичное положение: в глазах потемнело, а ноги подогнулись. Так и не успев узнать, кому же посчастливилось выйти на крыльцо, я полетела прямо на невольного свидетеля моего падения. Чьи-то сильные
Я открыла глаза и охренела. Прямо передо мной стоял Шмелёв – да-да, тот самый Шмелёв, от которого мои ноги собирались непроизвольно разойтись в поперечный шпагат. Наверное, я была бы меньше удивлена даже если бы прямо передо мной нарисовался мой папочка в балетной пачке, исполняющий танец маленьких лебедей. Представляю, как я на него смотрела.
Зато у него выражение лица было такое, будто перед ним лежала препарированная царевна-лягушка в человеческий рост третьей степени разложения.
Он ни слова не сказал, только отвернулся, закрывая ладонью язычок пламени зажигалки от ветра, а я вспыхнула: даже сквозь первые осенние заморозки ощутила, как мгновенно запылали мои щёки.
Блядь! У некоторых слово «шлюха» звучит как комплимент, а этот умудрился меня в два счёта опустить молча – так, что я мигом ощутила себя чем-то средним между бомжихой на помойке и хронической алкоголичкой в обоссаных трико и драной майке.
Ладно, сейчас мы с тобой разберёмся, Андрей Николаевич.
Я усмехнулась и протянула ему руку.
– Диана Дмитриевна. Астахова.
Если он и был удивлён тем фактом, что я – дочь знаменитого Астахова Дмитрия Семёновича, то виду не показал. Пожал мне руку и со снисходительной улыбкой отозвался:
– Андрей.
Он затянулся и снова отвернулся, мгновенно утратив ко мне всякий интерес, и я почувствовала, что закипаю. Зашквар полный. Никто. Никогда. Не смотрел на меня так, как это сделал он. Поэтому стереть выражение невыразительного безразличия с этой голливудской физиономии стало делом чести.
Шмелёв не смотрел в мою сторону, не обращал ни малейшего внимания, своими руками вручая мне преимущество неожиданности. Судя по всему, он был целиком и полностью погружен в свои мысли, а мне вдруг в голову пришла одна не совсем адекватная – по ходу, спиртное на пару с травкой здорово ударило по мозгам. Эта мысль мелькнула на самом краю сознания в тот момент, когда я шагнула вперёд, оказавшись прямо перед ним, а в следующую секунду уже целовала его в губы – сильные, тёплые, хранящие привкус сигаретного дыма. Годнота, я точно знаю о чем говорю, такие сигареты недешевые и послевкусие от них с легкой ореховой горчинкой. Никогда в жизни я ещё так не заводилась от поцелуя, и на какой-то краткий миг показалось, что мне отвечают, а, что самое паршивое – я даже не успела насладиться мгновениями его офигения, потому что сама закрыла глаза.
Правда, уже в следующий миг пришёл Большой Облом – его руки легли на мои плечи и, отстраняя, сжали
Я вернулась в реальность и поняла, что с вычислениями своими не просчиталась. Глаза у него были темно-синие – синее не бывает, и в них сейчас светилась такая ярость, что, будь я потрезвее, мне стало бы не по себе.
В нынешнем состоянии я оказалась способна только на неуверенное:
– Отпустите… – и дёрнулась в его руках. На самом деле я вовсе не так уж хотела освободиться, а если быть честной – совсем не хотела, но не могла же я ему показать, что сделала это не по приколу. Потом меня в очередной раз размазали по земле ёмким замечанием:
– В вашем возрасте уже пора знать свою меру, Диана. Дмитриевна.
Он отпустил мои плечи, а я всё ещё стояла напротив него, хлопала глазами и не уставала охреневать, откуда в нём столько умения опускать вполне безобидными словами.
– Вам бы… мои проблемы, – многозначительно выдала я, после чего гордо ретировалась назад в помещение, понимая, что сейчас самое время вызвать такси и отчалить в объятия Никитоса. По многим причинам.
Глава 2
Мы заехали за Серёжкой к матери Ирины около часа назад. Всю дорогу он клевал носом рядом с ней на заднем сиденье, дома она практически сразу уложила его спать. К тому моменту, как Ирина вышла из его комнаты, я стоял на открытом балконе и курил. Она подождала несколько минут – переключая телевизор с одного канала на другой, потом вышла ко мне.
– Пиджак накинуть не хочешь? Простудишься же.
Я затянулся, ответил, не оборачиваясь.
– На лекарства я пока что зарабатываю. Смею заметить, даже на дорогие.
– Очень смешно.
– Все мы, мужчины, одинаковы.
Она вышла, при этом совершенно спокойно закрыла за собой дверь. Я уважаю в Ирине её характер. Мы с ней не просто супруги и любовники, мы партнёры. Мы похожи друг на друга больше, чем нам того бы хотелось. У каждого из нас своя отдельная жизнь. То что связывает нас воедино – сын, взаимный расчёт и то самое партнёрство. Я необходим Ирине как источник стабильности, она мне – как мать для Серёжки. Всё это, плюс взаимная поддержка, временами секс – и ничего больше.
По-другому не было никогда. Ирина знала, на что шла, когда выходила за меня замуж, и её всё устраивало. Устраивает и сейчас. Ей нравится быть директором небольшого туристического агентства, которое я ей купил, нравится ездить на Гелике, быть красивой, уверенной в себе, холёной – и находиться в центре пристального внимания мужчин. Мне нравится то, что она не задаёт вопросов и никогда не устраивает сцен.
Всё идеально.
Я докурил и вышел в гостиную. Иногда наша квартира кажется мне неоправданно просторной, большой для трёх человек – и слишком пустой. И это в то время, как в Африке голодают дети.