Плохие парни по ваши души. Книга 2
Шрифт:
Стройная стюардесса с рыжими, короткими волосами просит нас пристегнуться, потому что мы идем на посадку. И я, и Миднайт выполняем ее просьбу мгновенно. Лучи восходящего солнца рассекают борт самолета по диагонали. Повернув голову к фамильяру, я не могу не смотреть в его голубые глаза, которым под воздействием практически ослепительного солнечного света кажутся блестящими. Словив на себе мой взгляд, он чуть приоткрывает губы, и я никогда не забуду все то, что мы пережили. Наши маленькие, интимные моменты и его поцелуй. Я отгоняю от себя эти назойливые мысли раз за разом, однако они настойчиво лезут в голову, раскрывая передо мной книгу историю наших сложных с Миднайтом отношений.
На взлетной полосе нас ожидает вертолет с уже вращающимся несущим винтом, который развевает мои волосы, стоит нам подойти ближе. Летчик, надев гигантские наушники на уши, машет нам рукой, зазывая скорее забраться в тесный салон и занять пассажирские места.
Миднайт везет свой небольшой чемодан по ровному асфальту, моя же сумка в несколько раз меньше, и я несу ее на плече. Мой спутник даже не удосуживается попрощаться с членами экипажа, но я могу объяснить это тем, что его рана все еще болит, он держится за нее ладонью. К счастью, уже не морщится и не корчится, хотя, возможно, Миднайт просто удачно скрывает то, как ему плохо.
Взобравшись в салон, мы закрываем за собой двери. Вертолет взлетает достаточно медленно, но этого хватает, чтобы в моем животе образовались бабочки с быстро машущими крыльями. У меня захватывает дух от того, как мы поднимаемся, и какой вид расстилается перед нами. Это настолько прекрасно и великолепно, что я даже забываю о своем паническом страхе высоты.
Миднайт откидывается назад, надевая наушники, а я не могу оторвать глаз от того, как же вокруг все красиво. Как зелена под нами земля. Верхушки деревьев постепенно скрывают все остальное. Через приспущенное окно ветер врывается в винтокрылую машину и оживает в моих волосах.
Мы приземляемся у озера Ракшас-тал спустя несколько часов, и здешняя обстановка кардинально отличается.
Моему взору открывается совершенно иная живописность. Густые, необозримые леса, иногда встречающиеся поселения, деревни и величественные, древние храмы сменяются широкими, серо-зелеными равнинами в контрасте с громадными, молчаливыми горами с заснеженными вершинами.
Озеро кажется невеликим с большой высоты, но как только мы ступаем на мерзлую землю окутанного призрачным туманом берега, то возникает ощущение, что у Ракшас-тал нет края и конца. Непоколебимая, темная водная гладь сливается с блекло сине-серым горизонтом, создавая представление бесконечности.
Здесь пасмурно, и небо над нами затянуто тяжелыми, свинцовыми тучами. А еще безумно, безумно холодно. Стремительные потоки гулкого ветра проникают под одежду, целиком охватывая тело сильной дрожью. Но ледяной воздух кристально чистый и свежий. Им невозможно надышаться, хотя каждый вдох причиняет адскую боль.
Закончив с осмотром окружающей среды, я останавливаю свое внимание на Миднайте. Он копошится в чемодане. Наверное, ищет теплую одежду. К сожалению, я не располагаю подобной роскошью, имея при себе лишь несколько футболок и вторую пару джинсов.
Конечно, если бы я заранее знала, куда занесет меня судьба, то непременно захватила бы с собой зимнюю куртку.
— Возьми это, — неожиданно в меня летит бардовый, вязаный свитер на несколько размеров больше.
Я ловлю одежду и, пробормотав «спасибо», надеваю на себя вещь. Это
Я оглядываюсь.
— И что теперь? — спрашиваю в растерянности и любопытстве. — Надеюсь, мы не останемся здесь?
Миднайт сухо бросает:
— Подожди.
Он вновь кладет руку на бок и ежится от боли. Я буквально подлетаю к нему.
— Стало хуже? — выдаю обеспокоенно.
Его губы трогает мучительная улыбка.
— Терпимо, Анна. Тебе не стоит так волноваться обо мне.
— Я и не беспокоюсь, — фыркаю, притворившись равнодушной.
Миднайт тихо смеется.
— Ну, конечно...
Мне больше не удается ничего ответить, потому что вдалеке слышится шум заведенного двигателя и резиновых шин по дороге, усеянной щебнем. Вскоре слепящий свет фар прорывается сквозь плотно оседающий к земле туман. Из колонок машины звучит зверская музыка: басы, рэп, играющие барабаны. У меня чуть не лопаются ушные перепонки от такого громкого трека. Миднайт сощуривает глаза, приложив ладонь ко лбу, защищаясь от ужасающей яркости.
Через пару минут пикап-внедорожник останавливается боковой дверью прямо перед нами, а стекло с водительской стороны неспешно опускается. Мужчина за рулем поднимает солнцезащитные очки на лысую голову, полностью покрытую татуировками, собственно, как и лицо. Иероглифы и узоры украшают даже его руки, костяшки пальцев, которыми он обхватывает руль. Красивая азиатская внешность привлекает внимание. Уверена, даже без тату он смог бы пленить своей наружностью любую женщину. Зеленые глаза, наполненные серьезностью, концентрируются сначала на мне, а после на Миднайте. Звук щелчка становится сигналом для фамильяра открыть заднюю дверь. Сначала он впускает в машину меня, а потом садится сам. Мы располагаемся на удобных и высоких кожаных сидениях. Автомобиль двигается в ту же секунду. Рев мотора проносится по всей местности, а музыка, что утихла на некоторое время, возобновляется с той же оглушительностью.
Несмотря на все попытки унять чувство дискомфорта, я не могу пересилить себя и расслабиться. Большая машина кажется очень тесной изнутри. Я и Миднайт сидим на расстоянии вытянутой руки, но кожу покалывает так, словно моя левая половина тела прижата к нему от плеча до щиколотки. Парень за рулем иногда посматривает на нас через зеркальце, я то и дело ловлю на себе его резкие взгляды и отвечаю тем, что пялюсь на него в ответ.
Интересно, он понимает по-английски?
Я пониманию одну единственную вещь за то время, пока мы едем к загадочному, тибетскому шаману. Не нужно ждать чего-то конкретного от будущего, потому что оно непременно повернет все в неожиданном ключе.
Когда автомобиль неожиданно тормозит, и глохнет музыка, у меня отчего-то перехватывает дыхание. Сердце пропускает пару ударов, и сквозь поры просачивается будоражащее ощущение, сложно поддающееся четкому объяснению. Но я определенно точно уверена, что мне не нравится это чувство... нет, скорее предчувствие. Неясное и томительное.
Я сжимаю руки в кулаки и вылезаю из внедорожника. Не знаю, что я надеялась увидеть перед собой — один из ранее замеченных мною храмов, или монастырь, — но точно не разваливающуюся, деревянную хижину, которая может разлететься прахом от малейшего дуновения ветерка в любую секунду. Мне так и хочется сказать: «Какого хрена? Это совсем не смешно», но я спазматически глотаю негодование и смотрю на нашего проводника, который лениво покидает салон машины и идет к этой самой хижине. Он останавливается, не слыша шума наших шагов, и что-то говорит на китайском. Парень действительно думает, что мы понимаем его? Ага. Я же полиглот под прикрытием.