Плохиш. Ставка на любовь
Шрифт:
Я понимаю, что должна идти на уроки, но у меня нет сил. Вот просто нет сил. Две двойки, язвительный взгляд математички, Бессонов, его оскорбительные слова, этот… этот поцелуй… Слишком много всего.
И хотя я в жизни так не делала, но вместо того, чтобы идти на остаток русского, а потом на сдвоенную физику, я спускаюсь по лестнице вниз, на первый этаж, прохожу через фойе, открываю тяжелые деревянные двери и оказываюсь на улице. И даже зажмуриваюсь на мгновение от того, как это хорошо! Лицо обдувает теплый свежий ветер, пахнет чем-то цветочным и очень
И в этот момент я отчетливо понимаю, что в класс сегодня не вернусь. Мне очень стыдно от этого решения, но я ничего не могу с собой поделать.
Я неторопливо спускаюсь со ступенек крыльца, иду к дороге, но вдруг слышу веселый окрик:
– Эй, Блошка!
Замираю.
Нет, господи, нет, только не он! Ну за что?!
Медленно поворачиваю голову и вижу Бессонова, который ухмыляется мне из открытого окна своей машины.
– Садись, прогульщица, подвезу.
Отворачиваюсь, делаю вид, что не слышу его, и продолжаю свой путь. Иду по пешеходному переходу, пересекаю двор, выворачиваю на узкую заасфальтированную дорожку, которая тянется ровно вдоль дороги, и замираю как вкопанная. Потому что на этой дороге снова стоит тачка Бессонова. И это уже случайностью не назвать.
Самое дурацкое, что мне даже свернуть некуда: тропинка тут одна, справа от нее заросший овраг, а слева – дорога.
Сжимаю зубы, поправляю ремень сумки на плече и с независимым видом шагаю по дорожке. А рядом со мной, буквально с той же скоростью, что я иду, едет Бессонов на своей шикарной машине.
– Что тебе надо? – не выдерживаю я.
– Ничего, – лениво отвечает он.
– Тогда что ты тут делаешь?
– Домой еду.
– Не ври.
– С чего бы мне врать? – ухмыляется Бессонов. – Что я, домой не могу поехать? Одной тебе что ли можно прогуливать, Блошка?
– Очень смешно! И вот с такой скоростью ты едешь домой?
– А я не тороплюсь.
– Зато я тороплюсь!
– Ну так садись ко мне, поедем быстрее, – подмигивает Бессонов.
– Ни за что, – резко отвечаю я.
И больше не говорю Бессонову ни слова. Просто иду, стараясь не смотреть в его сторону, и делаю вид, что ничья машина тут рядом со мной не едет. Наконец показывается здание аптеки, возле которого я могу свернуть с пешеходной дорожки в сторону своего двора, но едва я делаю шаг в ту сторону, как Бессонов тормозит машину, быстро выбирается из нее и встает, преграждая мне дорогу.
– Давай провожу, Блошка. Тебе куда?
– Никуда, – упрямо вскидываю я голову.
Еще не хватало ему свой адрес сливать, мало ли для чего ему это нужно!
– Боишься? – усмехается он.
Карие глаза весело сверкают, уголки губ подрагивают, и вообще выглядит так, что вся эта ситуация очень его развлекает. А мне вот ни капельки не весело!
– Что тебе от меня надо, Бессонов? – устало спрашиваю я. – Тебя там твоя длинная очередь не заждалась?
– Переживаешь за мою личную жизнь? – тянет он губы в ленивой ухмылке. – Спасибо, Блошка, очень мило с твоей
– Бессонов! – повышаю я голос. – Свали! Я домой хочу!
– Ну так вперед, – усмехается он. – Иди! Я провожу.
– Обойдешься. Я не пойду никуда, пока ты тут стоишь.
– Я тебе, кажется, уже говорил, что никуда не тороплюсь? – зевает Бессонов. – Ну давай постоим тут.
– Да ты… Я…Я сейчас знаешь, что сделаю?!
– Ну? – заинтересованно спрашивает он.
– Позвоню… – я хочу сказать «в полицию», но потом вспоминаю, какие хороводы водили вокруг него полицейские, и мгновенно решаю, что это не лучшая идея.
Я делаю шаг в правую сторону, он тоже делает шаг вправо. Я влево – и он влево.
– Так куда ты позвонишь, Блошка? – насмешливо спрашивает Бессонов.
– Никуда! – я со всей силы толкаю его ладонями в грудь, но это бесполезно. Его мышцы твердые, как камень. И сам он не сдвигается ни на сантиметр. – Уйди!
– Ты меня лапаешь сейчас, если что, – с ухмылкой сообщает Бессонов. – Напрашиваешься, чтобы я тебя снова засосал? Понравилось?
– Ах ты…
– Саша!
Услышав ужасно знакомый голос, я неверяще оборачиваюсь. Но да, в нескольких метрах от меня и правда стоит моя мама. С двумя пакетами в руках. В супермаркет что ли ходила? Черт, когда я решила уйти с уроков, я совсем забыла, что мама сегодня дома. У нее так часто меняют график смен, что я постоянно в них путаюсь.
– Мам?
Она ставит один пакет на пол, машет мне рукой, потом снова берет пакет и… идет в нашу с Бессоновым сторону.
– Отвянь, – сквозь зубы бросаю я ему. – И дай пройти.
Он без слов уступает мне дорогу, я быстро шагаю к маме, но этот придурок идет за мной!
Ну не орать же на него при маме? Вот, блин, не повезло.
– Привет, – озабоченно говорит мама, когда я почти дохожу до нее. – А ты чего не в школе?
– Голова заболела, – неловко вру я.
– Выпила бы таблетку, зачем пропускать занятия из-за этого?
– Здравствуйте, – вмешивается в наш разговор Бессонов и обаятельно улыбается. – Она пила таблетку, но не помогло. Поэтому лучше было уйти с уроков.
– Вдвоем? – с явным скепсисом уточняет она.
– Меня отправили ее до дома проводить, чтобы с ней точно все в порядке было, – легко сочиняет Бессонов. – А то, знаете, головные боли – штука опасная.
– Не менее опасная, чем вранье, – отрезает мама и придирчиво рассматривает Бессонова. – А ты разве из их класса? Вроде я тебя видела где-то, но…
– Я Бессонов, – небрежно поясняет он, и моя мама моментально меняется в лице.
– Сын Татьяны Георгиевны? – медленно говорит она. – Точно, у нее же в кабинете твоя фотография на стене висит. Вот почему лицо такое знакомое! Да, девочки в сестринской говорили, что к ней сын приехал, а ты, значит, в Сашином классе учишься? Она мне не рассказывала.
– Татьяна Георгиевна? – нахмурясь, переспрашиваю я. – А это…
– Саш, ты чего? – одергивает меня мама. – Это же наш главврач.
Я тупо смотрю на Бессонова.