Плохиш. Ставка на любовь

Градцева Анастасия

«Соберись, Саша! Осталось всего месяц доучиться», – строго говорю я себе. – «Забей на них всех. И на придурка Бессонова в первую очередь. Просто делай вид, что его не существует».

Но это сложно сделать, потому что этот придурок, хоть и не пошел на уроки, но остался болтаться в школе.

На второй перемене я вижу в коридоре Бессонова, который прижимает к стенке Соловьеву и языком исследует ее гланды. Это вижу не только я, а, кажется, все школа, потому что весь следующий урок наши девочки сидят с траурными лицами,

а Настя убегает плакать в туалет. На четвертой перемене Ева и Маринка громко шепчутся, что видели, как в машину Беса садилась практикантка по английскому, и Настя опять убегает плакать в туалет.

Мне хочется ей сказать, чтобы она не расстраивалась из-за Бессонова, потому что он не стоит того. Он просто самовлюбленный павиан, который готов оприходовать любую самку. Ему нравится чужое внимание, он в нем купается, но ни Соловьева, ни практикантка, ни сама Настя ему не интересны.

Ему, похоже, никто не интересен, кроме его самого.

Но Насте не нужны мои советы, поэтому я молча досиживаю до шестого урока и иду домой. Бессонов, к счастью, на занятиях больше не появляется. Видимо, у него дополнительный курс английского с практиканткой.

Я очень надеюсь, что и на следующий день его не будет в классе, но, к сожалению, на третьем уроке эта звезда все же заявляется в класс, сияя своей наглой ухмылкой.

– Бес, вот твоя футболка! – Настя подлетает к нему. – Я ее дома еще раз постирала и даже погладила. Вот.

– Спасибо, сладкая, – он одаряет ее небрежной улыбкой. – Но я уже новую заказал. Оставь себе. Или выкинь.

– А ты можешь на ней расписаться?

– Не вопрос.

Бессонов привычно оставляет на футболке свою размашистую подпись, потом оглядывает класс и, заметив меня, широко улыбается:

– Блошка! Как сегодня мне планируешь жизнь портить? Ментов ты уже вызывала, тряпками швырялась, что сегодня в программе?

Я делаю вид, что ничего не слышу, но он, кажется, не планирует оставлять меня в покое, потому что внезапно садится за мою парту. Прямо на пустующий соседний стул.

Глава 6. Несправедливость

Я от неожиданности замираю.

Зачем он приперся ко мне?

А Бессонов, небрежно подпирая голову рукой, рассматривает меня так, как будто я какой-нибудь товар на витрине.

– Что надо? – не выдерживаю я.

– От тебя? Ничего, – скалится он. – А что?

– А зачем тогда сел сюда? – хмуро спрашиваю я.

– Захотел и сел. – Насмешливые темные глаза внимательно следят за мной. – Места вроде общие, Блошка, не? Или надо было у тебя вначале письменное разрешение получить?

– Письменное? – фыркаю я. – А что, ты разве грамоте обучен?

– Ну контракты же я как-то читаю, – ослепительно улыбается Бессонов.

– А разве это не делают за тебя специально обученные люди? – саркастично спрашиваю я и тут же злюсь на себя, что не смогла промолчать.

Не

знаю, что происходит, но когда рядом со мной оказывается этот тупоголовый смазливый спортсмен, яд из меня просто льется, и не получается оставаться спокойной. Честное слово, меня в жизни так никто не бесил, как он!

Но на мое замечание про специально обученных людей Бессонов лишь презрительно вздергивает одну бровь, потом снова оглядывает меня и тянет:

– А что, Блошка, завидуешь?

Я не успеваю ничего ответить, потому что звенит звонок и тут же в класс заходит наша математичка Анна Геннадьевна. Бессонов остаётся сидеть рядом со мной.

Математичка видит его и поджимает губы, явно замечая, что перед ним на парте нет ничего: ни ручки, ни тетради, ни сборника заданий ЕГЭ. Но она никак это не комментирует, просто идет к своему столу, сухо здоровается и начинает вести урок.

Сначала мы пишем проверочную работу. Мы – пишем, а Бессонов лениво тыкает что-то в своем телефоне. Потом сдаем листочки, и Анна Геннадьевна разбирает с нами шестнадцатое задание из ЕГЭ. Мы решаем примеры у доски, а Бессонов по-прежнему сидит, уткнувшись в мобильник. В одном ухе у него наушник, а на экране идет какой-то матч: маленькие фигурки бегают по зеленому полю с мячом.

У него мозг только на футбол заточен?! Он вообще ничего другого не воспринимает?

– Блохина, – раздается четкий голос математички. – К доске. Тебе второй пример.

Пф, это нетрудно!

Я, пачкая мелом пальцы, быстро расписываю по шагам, как надо найти значение выражения. И Анна Геннадьевна кивает.

– Все верно, садись.

Она ничего не говорит про оценку, но я рассчитываю на пятерку. И именно поэтому после звонка, когда я беру журнал, чтобы отнести его на другой урок, я тут же раскрываю его на странице с алгеброй и вижу…

И вижу, что напротив моей фамилии сегодня пустая клеточка. А напротив фамилии Бессонова, который в списке прямо передо мной, нарисована аккуратная пятерка.

– Анна Геннадьевна, – громко говорю я. – Вы ошиблись.

Шумевший класс, который уже почти собрал вещи, с любопытством замирает. Всегда ведь прикольно, когда кто-то начинает разборки с учителем.

– И в чем же я ошиблась, Блохина? – ледяным тоном спрашивает математичка.

– Вы мою оценку за ответ у доски поставили Бессонову.

– Я не оценивала сегодня ваши ответы у доски, – отрезает она. – Все, Блохина, свободна.

От жуткой несправедливости у меня даже горло перехватывает. Но я быстро с этим справляюсь.

– Тогда, – Мой голос сначала запинается, но потом становится громче. – Тогда откуда у Бессонова пятерка?! Он же ничего сегодня не делал! У него даже тетради с собой не было!

– Блохина… – угрожающе начинает Анна Геннадьевна, но я не даю ей договорить.

У меня все клокочет внутри, и молчать просто не получается.