Плохой хороший парень
Шрифт:
Теперь я не скрываю своё имя за коротким никнеймом.
Я знал, что впереди грядут суды и недели разбирательств, прежде чем меня оставят в покое. Мне придётся встречаться с теми, кто был мной обманут и терпеть на себе их прожигающие взгляды. К подобному сложно подготовиться, но мне определённо удастся справиться.
Не менее больно грызла нехватка того, что у меня отобрали. Того, чего я сам невольно лишился, ведь другого выбора не было.
Сегодняшний
Я всё ждал, когда дежурный принесёт мне подобие на обед, а я отшучусь по поводу его дурацкой причёски. Но в этот раз шаги пришедшего показались мне робкими и до боли знакомыми. В них был прописан страх.
— Тимур, — прозвучало перманентно, и тогда я поверил, что уже не в себе.
Чёртово воображение издевалось, становясь всё более явственным. Я чувствовал аромат её духов, слышал дыхание, даже кроткое сердцебиение и был готов сломать кулаки об стену. Меня разрывало изнутри от понимания, что теперь наша встреча состоится только во снах. И уже не мне решать, какой она будет.
— Тимур, — послышалось более чётче, и тогда я соскочил со скамьи.
Там, за решётчатой преградой, стояла Юна. Не выдуманная, а вполне реальная. Ведь даже в самых кропотливых мечтах, я не мог прорисовать этот глубокий взгляд, дрожащую улыбку и вьющиеся от влаги локоны.
Её образ вирусом распространился по венам и устроил сбой сердца.
— Ты всё это время был здесь?
Жгучее волнение тут же сменилось весельем. Так забавно, что из всех возможных фраз она выбрала именно эту. Будто всё это время мы игрались в прятки, а не воевали с почти непобедимым врагом.
Типичная Мурка. Моя Мурка. А я её покорный антигерой.
— Я бы с радостью сменил локацию и сводил тебя в кафе, — ответил я, примкнув к решётке. — Но мне отказали в прогулке.
Губы Юны дрогнули. Она сделала шаг навстречу, и тогда я почувствовал тепло её рук. На секунду всё стало как прежде.
— Если бы я только знала, что ты здесь… — забормотала она.
— Разве ты забыла? Когда хочешь что-нибудь спрятать, оставь это на самом видном месте и…
— Я помню, — тихо перебила она.
Так сложно подбирались слова, но я был упрям:
— Как ты?
— Я без тебя.
Диалог вовсе перешёл в молчание. Недолгое, но до мурашек красноречивое.
Юна осуждала меня, болезненно закусив губу. А я пытался покаяться, при этом не произнеся ни слова. И, кажется, мы оба понимали, что сделанное уже не изменит итога: несмотря на неприятную реальность нами управляла отнюдь не обида.
— Прежде чем я задам следующий вопрос, я хочу поблагодарить тебя, — глаза Юны заблестели, голос дрогнул. —
Я беспечно кивнул головой.
— Не обольщайся, благородных целей я не преследовал. Я сделал это ради себя, и только.
— Ты сдался? — нахмурилась она. — Пожалуйста, скажи, что это не так.
Наши пальцы скрестились. Я несколько секунд наслаждался этим прикосновением, запечатывал его в памяти, потому что не собирался её обнадёживать.
— Веселью конец, Мурка. Приговор мне выписан, и он не подразумевает прогулки под луной. И я буду полным эгоистом, если заставлю тебя верить иное будущее, если подарю тебе надежду.
— Запрет будет не вечным, — сопротивлялась она.
— Он займёт годы.
— Плевать. Мы что-нибудь придумаем. У Гриши есть…
Было сложно оторваться от неё, но я это сделал. Так было нужно. Пусть это доставило ей укол боли.
— Дело в том, что я больше не хочу что-либо придумывать, — отвернувшись, я развёл руками. — Всё случилось так, как должно было быть. Я принял это. А ты прими новую жизнь, где больше не будет меня. Поверь, Юна, впереди только свет. Не смей сомневаться в этом.
Я не мог обернуться и посмотреть ей в глаза. Был риск сломаться.
— Таков твой план? Решил за всех и снова выбрал удрать? Хорош рыцарь.
— А я никогда им не был, — бросил я, вернувшись к ней. — Это ты вменяла мне статус хорошиста, пытаясь оправдать свои чувства. Но правда такова, что ты влюбилась в полного гада. И точно знаешь, что его не волнуют чужие желания.
Юна протянула руку и коснулась моей щеки. Глаза невольно закрылись.
— Ты разучился лгать, Майский. Ты знаешь, что я не сдамся.
Мне хотелось выпрыгнуть из тела, сломить эти чёртовы прутья и заключить её в объятья, но понимание того, что малейшая уступка приведёт Юну к матери, заставляла держаться камнем. Мурка не догадывалась, что ситуация может стать в разы хуже нынешней, и тогда она окончательно погаснет.
— Проклятье… — выругался я. — Это мой выбор. Считайся с ним. Если хочешь покорить гору, нужно следить за прогнозом. И сегодня мне советуют сидеть смирно. И так как я не готов пойти на суицид, предпочту прислушаться.
— Оставишь меня? — прозвучало с укором.
— Если только фразой «Буду жить в твоём сердечке» ты не насытишься.
Грубость меня не красила, учитывая стремление Юны продолжать бороться. Но лучше я поставлю подножку сейчас, чем позволю ей вышагивать босиком по тропе усыпанной капканами.
— Послушай, солнце, мне самому паршиво. Но эти симптомы временные. Уже через год всё изменится, вот увидишь. Ты найдёшь себя, а я свыкнусь с «изысканным» интерьером казённого дома. Ты заведёшь семью, а я добавлю себе татту. Это лето будет вспоминаться нам, как забавный отрезок жизни. Всего-то.