Площадь диктатуры
Шрифт:
– Я член редакционной комиссии, а не Координационного совета. Так что за мной только совещательный голос. Но в принципе - одобряю.
– Тогда до завтра, Петр Андреевич!
– вежливо пожелав спокойной ночи, Мигайлин повесил трубку.
* * *
Сурков снял трубку на особом, Смольнинском пульте: звонил Гидаспов, звонил сам, минуя помощников.
– Хочу, Алексей Анатольевич, посоветоваться, - не поздоровавшись начал он.
– Недавно из Москвы звонил Собчак. Я с ним, конечно, говорить не стал, но он передал через референта, что к нам едет Ельцин, и
– Думаю слухов о приезде Ельцина не опровергать, наоборот всячески им способствовать, чем собственно и занимается вверенное мне Управление, Сурков едва удержался, чтобы не засмеяться - он знал, что смеяться вслух полезно для здоровья и старался смеяться, когда его никто не видел. Но сейчас он только улыбнулся краем рта.
"Лучшего подтверждения успешно проведенной операции и вообразить нельзя", - подумал он.
– Но зачем нам здесь нужен Ельцин? Опять начнутся разговоры о митингах, - огорчился Гидаспов.
– Разговоры о митинге, Борис Вениаминович, - это далеко не то же, что сам митинг.
– Вы хотите сказать, что...
– Именно так, Борис Вениаминович! Слухи о приезде Ельцина - составная часть оперплана по профилактированию уличных сборищ, - ответил Сурков.
– Можно понять, что Собчак действует по вашему плану?
– осторожно спросил Гидаспов и Сурков понял, на что тот намекает.
– Не обижайтесь, Борис Вениаминович, у чекистов свои секреты. Скажу только, что благодаря умелой и самоотверженной работе одного из наших офицеров мы имеем в окружении Собчака практически неограниченное влияние, сказал Сурков и сделал вид, что не удержался от хвастовства.
– Впрочем, и в других кругах тоже!
– Кстати, Алексей Анатольевич, не подбросили бы вы ваших кадров для укрепления милиции. Некоторые секретари райкомов очень жалуются, а надежный резерв практически исчерпан, - Гидаспов умело перевел разговор на другую тему и, выслушав, ни к чему не обязывающее обещание Суркова доложить в Москву, попрощался.
Повесив трубку, генерал вызвал помощника и приказал готовить документы на премирование подполковника Беркесова.
– Пожалуй, представим нашего Чер...
– тьфу, опять ошибся - Беркесова к награждению именными часами от Председателя КГБ. Заслужил, шельмец, заслужил, - добавил Сурков, когда помощник уже собрался уходить.
* * *
Интервью с Талановым вышло через два дня в "Вечерке". Это был его первый крупный материал, который занимал весь подвал. Рубашкин перечитал несколько раз, задерживая взгляд на подписи, набранной полужирным шрифтом: "Беседу вел наш внештатный корреспондент Петр Рубашкин".
– Поздравляю!
– сказал накануне Кокосов.
– По такому случаю выбил для тебя удостоверение, но отдавать боюсь - корочки, понимаешь, пересушены, от сухости развалятся.
Пришлось пустить в ход десятку, которую Рубашкин держал на самый крайний случай, но было не жалко - обмывали первое в его жизни корреспондентское удостоверение.
Вечером в автобусе прицепились контролеры. Билета
Утром позвонил Горлов и испортил настроение:
– Ты хоть думаешь, что вы с Талановым лепите?
– А что плохого?
– Вот, послушай: "... решение проблемы требует увеличить объемы строительства в два-два с половиной раза путем неограниченного развития строительных кооперативов. Нужно акционировать предприятия стройиндустрии, срочно предоставить им неограниченные государственные кредиты и отменить все запреты на их деятельность.
– Правильно и очень хорошо написано. Так и надо действовать, подтвердил Рубашкин.
– Очнись, Петя! Дело не в запретах, а в том, что каждый гвоздь на счету и всего не хватает. Кредиты на хрен никому не нужны потому, что под них нужны ресурсы, которых нет! Понимаешь, нет? В колхозах на Кубани один разговор: "Нам твои деньги не нужны, свои некуда девать. Хочешь продукты, гони сюда шифер, цемент, кирпич, древесину или в крайнем случае моноблоки".
– Если дать кредиты и свободу, народ сам решит, что производить, и дефицит сразу исчезнет, - раздраженно сказал Рубашкин.
– Кредиты разворуют, а дефицит так и останется дефицитом! Ты эту кооперативную публику только по телевизору видел, а я ими так наелся, что блевать хочется. Среди них треть - круглые дураки, а остальные - помесь волка с голодным шакалом. Этим всегда мало! Получат кредиты и вместо кирпича джинсы-варенки под "Леви Страус" начнут выпускать!
– кричал Горлов.
– Не кипятись, Боря! Статья напечатана, так зачем волну гнать. Вот выиграем выборы, тогда и решим, кто прав, - сказал Рубашкин.
– Не хочешь слушать, так черт с тобой, - буркнул Горлов и, будто вспомнив, добавил:
– Я улетаю в командировку недели на полторы.
– А как же выборы?
– растерялся Рубашкин.
– Как же наш план? Без тебя все развалится.
– Ничего не развалится! Все налажено, как у Кутузова перед Бородино.
– Ты не должен уезжать. Мы на тебя надеялись, мы тебе доверяли. Послезавтра должен Ельцин приехать, мы хотели тебя познакомить, растерянно бормотал Рубашкин.
– Сперва сам с ним поговори. Если он подпишется под вашей бредятиной, то, значит, он такая же манда как ты, и меня он не интересует.
– Все-таки нельзя тебе уезжать!
– Пойми, Петя, не могу. Десятки людей от меня зависят и деньги, очень большие деньги.
– Далеко летишь?
– чувствуя, что уговоры бесполезны, спросил Рубашкин и, услышав, что в Северодвинск, обрадовался.
– Это же совсем рядом. Если понадобишься, два часа лета. Дай слово, что вернешься, если без тебя зарез.
– Вернусь, если зарез, обещаю. Устроюсь, позвоню, как связаться, усмехнувшись, ответил Горлов.
– Только ты уж, пожалуйста, больше не пудри людям мозги. Кисельных рек с молочными берегами еще долго не будет.