Площадь павших борцов
Шрифт:
Гитлер каждый раз оставался доволен:
– Вот еще убедительный пример слабости большевистской системы! Если эти кремлевские дикари несколько лет возятся с зубными щетками, никак не наладив их массовое производство, то я полностью уверен в том, что они никогда не смогут наладить конвейерный выпуск танков...
Паулюс, отдыхая дома после служебного дня, редко включал радиоприемник, но однажды, случайно поймав московскую волну, он попросил графа Валентина Зубова переводить.
– Очередное хвастовство "железного" наркома Клима Ворошилова. Он опять заверяет мир, что Красная Армия
– Тем хуже для маршала, если его армия не умеет отступать, - изрек Паулюс.
– Мастерство отхода перед противником - это альфа и омега тактики, и оно гораздо сложнее тактики наступления...
Ворошилов речь закончил, эфир заполнило бодрое:
Ведь с нами Ворошилов
Первый красный офицер,
Готовы умереть мы
За СССР!..
Зубов перевел текст песни, а Паулюс засмеялся;
– Странно, что они готовы умереть! За что? И за кого?
Валентин Платонович Зубов был создателем Музея истории искусства в Петрограде, который он оставил Зиновьеву и мадам Троцкой на разграбление, а сам бежал, ибо аристократов ожидала страшная участь в застенках ЧК. Сейчас он воспринял слова Паулюса на свой лад, заговорив о том, что не понимает, почему Сталин отказался подписать Женевскую конвенцию от 1929 года о военнопленных и обращении с ними. Ему было непонятно, почему Гитлер конвенцию подписал, а Сталин от нее отмахнулся:
– Сталин мотивировал свой отказ тем, что конвенция о пленных не отвечает духу социалистического государства.
Паулюс ответил, что пока в мире существуют войны, до тех пор в мире будут и военнопленные, а Сталин не подписался под конвенцией совсем по иным причинам:
– Ворошилов уже не раз заявлял, что в случае войны Красная Армия будет только наступать и обязательно на чужой территории, а красноармейцы в плен не сдаются...
Известно, что стратегия, как и тактика, никак не зависит от идеологических рецептов, а в СССР армию воспитывали на мысли, будто любое наступление - это "помощь страдающим братьям по классу", и стоит Красной Армии пересечь границу, как сразу во всем мире перед ней распахнут объятия "представители угнетенного пролетариата"... Может, и прав был Черчилль, который говорил о Советской России, что это даже не страна, а некий секрет, завернутый в загадку и укрытый непроницаемой тайной...
* * *
Паулюс в разговоре с Зубовым мог бы добавить, что в берлинском здании гестапо уже имеются советские военнопленные, доставленные прямо из... Испании!
Война там была гражданская, но в нее вмешались Гитлер и Сталин, используя Испанию вроде полигона: под Мадридом и Гвадалахарой впервые скрестилось оружие - советское и немецкое. Нашим летчикам пришлось горько разочароваться в своих истребителях, а немцы выкатили на прямую наводку новейшее оружие XX века - противотанковую артиллерию, и Сталин в Кремле с большим недоверием разглядывал фотоснимки своих развороченных танков.
– Неужели мы начали отставать?
– обеспокоился он, подозревая, что и тут не обошлось без "врагов народа"...
Настал 1937 год, и в Берлине нервно и чутко реагировали на все репрессии, которые Сталин - раз за разом!
– обрушивал на свою же армию. Среди немецких генералов иные недоумевали,
– Неужели сами большевики не понимают, что к власти над страной пришел сумасшедший? Его хваленая армия никак не является шедевральной, офицерский корпус задавлен страхом... Я всегда привык отыскивать в истории аналогии, и знаете, с кем я могу сравнить этого усатого грузина?
– С кем?
– С персидским шахом Надиром, который даже своим сыновьям выколол глаза, подозревая в них изменников Сталин был бы на своем месте, если бы лет триста назад управлял каким-либо маленьким ханством на Востоке, но... в московском Кремле? Но во главе такой великой страны, как Россия? Не верится!
Наконец, как удар грома, отозвалось в Берлине известие о расстреле маршала Тухачевского, и Паулюс, узнав об этом, даже подумал, что Людвиг фон Бек в своих предположениях прав.
– Если Тухачевский и его коллеги, - рассуждал Паулюс, - осуждены Сталиным справедливо, то... Простите, что же это за армия, если вся ее верхушка состоит из предателей? А если Тухачевский и его коллеги осуждены Сталиным несправедливо, то... Простите, что же это за государство, в котором один человек обладает властью рубить головы генералам?
Его сомнения разрешила жена, подчеркнув в немецкой газете от 24 июня 1937 года статью под игривым названием: "Счастье и гибель Тухачевского". Паулюс был согласен с тем, что было там сказано:
"Расстреляв известнейших военачальников Советского Союза... сознательно пожертвовали в интересах политики боеспособностью и руководством Красной Армии. Тухачевский, бесспорно, был самым выдающимся из всех красных командиров, и его нельзя заменить... Мнимый шпионаж, конечно, был просто выдуман. Если большевики утверждают, что "обвиняемые признались во всем", то это, конечно, ложь!"
– Все кончится плохо для России, - сказала Коко.
Вывод был справедливый, ибо вскоре авторитет СССР вдруг резко упал во всем мире. Политики Европы, и правые, и левые, открыто говорили, что эту страну нельзя иметь в числе союзников, а мощь Красной Армии, не в меру расхваленной, попросту эфемерна. Никто в Европе уже не верил Сталину и его приспешникам, которые, засев за стенами Кремля, словно в крепости, творили неслыханные зверства, а население страны превратили в своих рабов, понукаемых страхом и лозунгами, зовущими их в "светлое будущее".
Паулюс в эти дни как раз инспектировал панцер-дивизию Вальтера Рейхенау, и, конечно же, в офицерском казино было немало разговоров о репрессиях в России.
– У меня такое впечатление, - рассуждал Рейхенау, - что этот грузин решил помочь нам, немцам, в решении танковой проблемы. Ведь именно Тухачевский ратовал за развитие бронетанковых корпусов, а теперь в Кремле восторжествует угодное Сталину мнение его кавалеристов. Не знаю, как вы, Паулюс, а я и мои офицеры готовы Сталину аплодировать.