Плутоний для «Иисуса»
Шрифт:
— Ген, я скажу тебе всю правду…
— Так… — поощрительно молвил Марк.
— Ген, я, конечно, оглупевшая от любви женщина, но еще я неплохая и достаточно известная журналистка. Когда отец узнал, что я была с тобой несколько дней назад и хотела бы продолжать наши отношения, он сказал: езжай, но знай, что он будет сидеть в тюрьме.
— А твой папа не будет сидеть?
— Ничего конкретного я не услышала, но поняла так, что не будет. Если представить всю вашу одиссею как фильм с приключениями, то я подозреваю,
— То есть?..
— Он сказал мне: езжай и, когда вернешься, напишешь сногсшибательный репортаж. У тебя будет слава, сказал он мне, а у меня исполненный долг.
— Хорошо сказал, но опрометчиво. Подобные слова могут принадлежать полицейскому, но не преступнику. Ты не согласна? У нашего брата не бывает чувства долга.
— Ты зря говоришь так. Папа сказал, что ты совсем не похож на преступника. Он умный человек, а я женщина, и все же в этом вопросе наши мысли совпали: мне тоже не верится, что ты бандит из шайки.
— А кто же я?
— Ты мужчина, которого я люблю. Как ты думаешь, я могу полюбить бандита?
— Можешь, — искренне ответил Марк.
— Но ненадолго, — кокетливо произнесла Кристина. — А за тебя я хочу выйти замуж, но, наверное, ты не захочешь венчаться в церкви? Ты, наверное, коммунист.
— Нет, я бывший комсомолец.
— О, что это — комсомолец?
— Кандидат в коммунисты. Но это было давно, а сейчас мне надо идти.
— Да, может быть.
— Кристина, ты знаешь правила сидения в отеле?
— Какие правила?
— Из номера не выходить, никого не впускать, кроме меня, на телефонные звонки не отвечать.
— Если ты не застрянешь там, куда идешь, надолго, буду соблюдать правила. Иначе ничего не могу гарантировать.
Такое Марк видел впервые. Внутри модернового высотного здания из стекла и бетона грандиозное сооружение, напоминающее нечто среднее между христианской церковью и буддийским храмом. Все было аляповато, пестро, роскошно, но безвкусно и, как показалось Марку, лишено величественности. Последнее впечатление усугублялось тем, что люди, находящиеся здесь, представители как белой, так и желтой рас, вели себя нервозно и суетливо.
После нескольких минут наблюдения Марк понял, что помещение, в котором он находится, вовсе не молельня, а, скорее, предваряющий ее холл.
К нему подошел коренастый японец, что-то резко спросил по-японски. Марк ответил по-немецки:
— Нихт ферштеен. — Не понимаю.
Тогда японец одной рукой схватил его за плечо и второй показал на дверь: иди, мол, подобру-поздорову.
Марк прижал его кулак, зажимающий ткань его куртки на плече, правой ладонью, сделал оборот влево так, что рука японца оказалась захваченной и вывернутой в кистевом
— Низенько пошел, знать, к дождю, — пробормотал Марк и побежал легкой рысцой к одной из дверей, вернее будет сказать, к единственной. Люди исчезали и с другой стороны холла, раздвигая полупрозрачные стены. Марк знал, что в традиционных японских домах нет дверей как таковых, их заменяют раздвижные перегородки. Но он не знал, как их открывать, и поэтому предпочел то, что было ему знакомо.
Дверь оказалась незаперта. За ней — обычная комната офисного типа в европейском стиле. Да и трое сидящие в креслах, хоть и носили монашеские рясы — бурнусы, были бледнолицые, а по тому, как они взгромоздили ноги на низенький журнальный столик, Марк определил — перед ним американцы.
Они дружно уставились на Марка, потом один из них призывно махнул рукой.
Марк подошел, поздоровался по-немецки:
— Гутен таг!
— Желаете говорить по-немецки?
— Хотелось бы.
— Тогда с вами буду разговаривать я. Меня зовут Джон.
— Меня — Гена, — буркнул Марк грубовато, вспомнив, что ему положено быть не имеющим понятия об этикете бандитом, по некоему провидению прилично знающим немецкий.
— Это не немецкое имя, — заметил Джон.
— Почему вы решили, что я немец?
— Потому что вы приехали из Германии.
— Все-то вы знаете!
— Многое, но не все.
В этот момент, прервав начавшийся разговор, в комнату заглянул давешний негостеприимный японец.
Один из американцев что-то резко и гортанно сказал ему по-японски, и монах послушно закрыл двери с той стороны.
— От меня хотите что-то узнать? — спросил Марк.
— Мне кажется, от вас мы многого не узнаем, господин Бобров.
— Уже неплохо, что меня знаете, — признал Марк.
— Гораздо больше вашего знает Лазкин.
Марк кивнул:
— Полностью согласен. Кроме тех, кого вы убрали, все знает только он.
— А вы? Неужели Колбин ничего вам не рассказывал?
— Не все рассказал. Например, не сказал того, что вы его зарежете, как свинью.
— Мы не отдавали такого приказа, — быстро сказал Джон.
— А что вы делаете с теми, кто нарушает ваши приказы?
— Мы их наказываем.
— Отлично! Каким образом?
— Они остались в России. В данный момент находятся в розыске, поэтому не рискуют пересечь границу.
— Хорошо, когда вернусь, я накажу их от вашего имени.
— Если вернетесь.
— Почему? Вы меня не выпустите?
— Вы нас не сильно интересуете, Бобров.
— Тогда, может быть, я могу уйти?
— А зачем же вы приходили?
— К вам пошел Лазкин.
— Он и пришел.