Пляжная музыка
Шрифт:
— Это всего лишь камни, — сказала мать, когда я объяснил ей, зачем воздвигли арку Тита. — Если б захотела посмотреть камни, то поехала бы в Смоки [101] .
— Это одно из мест, где зародилась западная цивилизация, — назидательно произнес я.
— Ты будто рекламный проспект читаешь, — заявила она, заглянув в написанный мною путеводитель. — По твоим книгам и не разберешь, куда идти.
— Дорогая моя мама, тебе не нужно смотреть
101
Люси имеет в виду национальный парк Грейт-Смоки-Маунтинс (в переводе с английского означает «Большие дымные горы»), расположенный в самом сердце Аппалачских гор, на границе штатов Теннесси и Северная Каролина.
— Ну так давай. Говори кратко. Не мямли.
— Ох! — еле сдерживаясь, выдохнул я. — Это же Форум, мама. Давай я отведу тебя к другим камням. Но прежде чем отправимся, зайди в храм Сатурна. Попроси этого бога излечить тебя от лейкемии.
— Что за бог? — заинтересовалась Люси.
— Сатурн, — радостно произнес я. — Один из главных римских богов. Он не навредит.
— Я не стану молиться чужим богам, — гордо заявила мать.
— Привереда, — сказал я и повернулся к восьми колоннам. — Сатурн, пожалуйста, излечи мою бедную маму от рака.
— Не слушай его, Сатурн, — вмешалась Люси. — Мальчик валяет дурака.
— Я просто хочу ничего не упустить, — заявил я и повел мать к дворцу Кампидолио.
За день до Рождества мы с Люси отправилась в церковь Санта-Мария делла Паче, чтобы мама смогла очистить душу от грехов до причастия на полуночной рождественской мессе. Мы медленно прошлись по пьяцце Навона, останавливаясь у каждого ларька, где Люси покупала фигурки Святого семейства — безвкусно окрашенных мудрецов и пастухов с бесстрастными лицами — для своего вертепа в Уотерфорде. Площадь сияла огнями, в толпе туристов сновали карманники. Элегантная дама в меховом манто торговалась с крикливым крестьянином с Апеннин, сбивая цену с фигурки Младенца Христа. Бездарный уличный художник написал пастелью портрет японки, но та заявила, что он сделал ее похожей на кореянку.
Войдя в церковь, я обратил внимание матери на грациозных и выразительных сивилл работы Рафаэля, но матери было не до искусства: ей надо было думать о спасении души. Взглянув на ряд темных исповедален, она спросила:
— Как же я исповедуюсь, если ни слова не знаю по-итальянски?
— Вот тебе итальянский словарь, — ответил я, протянув ей маленькую книжку.
— Очень смешно! — фыркнула Люси. — Мне и в голову не приходило, как трудно было пилигримам.
— Зато мать-церковь подумала, — отозвался я, указав на исповедальню в дальнем углу. — Там священник, говорящий по-английски. Что у тебя за грехи?
— Сынок, я иногда впадала в отчаяние, — призналась Люси, не поняв шутку.
— Это не грех, мама, — успокоил ее я. — Просто жизнь хлопает тебя по плечу и говорит: «Привет».
— Я ненадолго, — бросила мать и отдернула коричневую занавеску исповедальни.
Я услышал, как священник со щелчком опустил экран.
Стоя за бархатным занавесом, я прислушивался к тихому материнскому бормотанию и более низкому тембру голоса священника. Встав на колени, я пытался молиться, но не чувствовал ответных движений души, несущих успокоение. Как часто, приходя в церковь, я тупо упирался взглядом в пол, не в силах обратиться к Богу. А ведь ребенком я легко говорил с Ним, но в то время мне лучше удавались светские беседы, да и себя я воспринимал не так серьезно.
Неожиданно мать высунула голову из-за занавески и уставилась на меня.
— Ты что, решил надо мной подшутить?
— Есть немного, — ответил я.
— Этот священник предложил мне в качестве покаяния пять раз прочитать «Отче наш», «Аве Мария» и испечь ему дюжину печенья с шоколадной крошкой.
— Ох уж эти мне современные священники! — вздохнул я. — Они слишком далеко заходят.
— Джордан всегда любил мое печенье, — сказала она и вернулась в исповедальню.
— Вы же в церкви, мадам! — услышал я голос Джордана. — Я нахожу ваше поведение неподобающим.
Оба одновременно вышли из исповедальни, и я увидел, как мать прыгнула в объятия Джордана, а он поднял ее и закружил.
— Это говорит о том, Джордан, что некоторые молитвы все же исполняются! — воскликнула она.
— Я тоже так думаю, — согласился он.
— С первого дня твоего исчезновения я молилась, чтобы ты был жив и здоров, — заявила Люси.
— Ваши молитвы помогли. Я чувствовал их, — ответил Джордан, поставив мать на мраморный пол.
— Ради бога! Я только что позавтракал, — вмешался я.
— Не обращай на него внимания, — сказала Люси.
— Именно так я и делаю, — рассмеялся Джордан.
— Неужели ты настоящий священник?
— Говорят, что так. Разве я не очистил только что вашу душу? Теперь спокойно можете отправляться на полуночную мессу в соборе Святого Петра.
— А Джек ходит на исповедь?
— Ни разу не ходил, — ответил Джордан. — Он неисправим.
— Заставь его, — распорядилась мать.
— К несчастью, Джек обладает свободой воли, как и все мы, — вздохнул Джордан.
— Ты выглядишь замечательно. Как настоящий священник.
— А вы, Люси, по-прежнему одна из самых красивых женщин в мире, — улыбнулся Джордан.
— Ваш орден должен лучше платить офтальмологам, — ответила мать. — Впрочем, благодарю.