Пнин
Шрифт:
– Подумать только, что все их мне пришлось штемпелевать, – вздохнула миссис Тэйер, закатив глаза в шутливом отчаянье.
– Некоторые штемпелевала миссис Миллер, – сказал Пнин, строгий поборник исторической правды.
Однако больше всего в пнинской спаленке ее посетительниц поразил огромный отдергивающийся занавес, загораживавший эту кровать о четырех столбах от всех предательских сквозняков, а заодно и от пейзажа, который открывался через вереницу маленьких окошек: черная скальная стена, круто вздымавшаяся к небу
– Наконец-то вы устроены удобно, – сказала Джоун.
– И вы знаете, что я буду сказать вам, – произнес Пнин заговорщицким голосом, дрожавшим от торжества. – Завтра утром, под покровом тайнинг, я буду повстречать джентльмена, который желает помогать мне этот дом покупить!
Они спустились вниз. Рой вручил жене сумочку Кэти. Герман нашел свою трость. Искали сумочку Маргарет. Снова появился Лоренс.
– До свиданья, до свиданья, профессор Войник! – напевно проговорил Пнин, и фонарь над крыльцом осветил его круглые, румяные щеки.
(Еще в передней Кэти и Маргарет повосхищались тростью профессора Гагена, который ей так гордился и которую ему недавно прислали из Германии, – сучковатой палкой с набалдашником в виде ослиной головы. Ослиная голова могла шевелить одним ухом. Трость принадлежала баварскому дедушке доктора Гагена, сельскому пастору. Согласно записке, оставленной пастором, механизм второго уха был поврежден в 1914 году. Гаген, как он объяснил, носил эту трость затем, чтоб защищаться от восточно-европейской овчарки на Зеленолужской улице. Американские собаки не есть привычные к пешеходам. Он всегда предпочитал хождение езде. Ухо не может исправляться. Во всяком случае, в Уэйнделе.)
– Я все-таки не понимаю, почему он меня так назвал, – сказал Лоренсу и Джоун Клементсам профессор антропологии Т. У. Томас, когда они шли вместе через синюю мглу к четырем автомобилям, запаркованным на другой стороне улицы.
– Наш друг, – ответил Клементс, – пользуется своей собственной номенклатурой имен. Его словесные причуды придают жизни новый волнующий привкус. Его фонетические ошибки мифотворны. Его оговорки пророчат. Мою жену он зовет Джон.
– И все же меня это несколько встревожило, – сказал Томас.
– Он, вероятно, принял вас за другого человека, сказал Клементс. – И как знать, может, вы и впрямь другой человек.
Посреди улицы их настиг доктор Гаген. Профессор Томас покинул их, имея вид все еще весьма озадаченный.
– Ну вот, – сказал Гаген.
Была прекрасная осенняя ночь, бархат внизу, сталь в вышине.
Джоун спросила:
– Вы и правда не хотите, чтоб мы вас подвезли?
– Тут всего десятиминутная прогулка. А прогулка есть просто необходимость в такую прекрасную ночь.
Они с минуту постояли втроем,
– Это все суть миры, – сказал Гаген.
– Или, – сказал Клементс, зевая, – просто ужасающий кавардак. Подозреваю, что это на самом деле какой-то светящийся труп, а мы все внутри его.
С освещенного крыльца донесся сочный смех Пнина, который рассказал Тэйерам и Кэти Кис, как ему тоже однажды была возвращена чужая сумка.
– Пошли, мой светящийся труп, надо ехать, – сказала Джоун. – Рада была тебя видеть, Герман. Передавай привет Ирмгард. Что за чудная вечеринка. Никогда не видела Тимофея таким счастливым.
– Да, благодарю вас, – рассеянно отозвался Гаген.
– Надо было видеть его лицо, – сказала Джоун, – когда он сообщил нам, что завтра встретится с торговцем недвижимостью по вопросу покупки этого райского дома.
– Он сказал? Вы уверены, что именно так сказал? – быстро спросил Гаген.
– Конечно, уверена, – сказала Джоун. – И уж если кому-нибудь дом нужен, так это, конечно, Тимофею.
– Что ж, спокойной ночи, – сказал Гаген. – Рад, что вы смогли приходить. Спокойной ночи.
Он дождался, пока они дойдут до своей машины, и после некоторого колебания повернул назад, к освещенному крыльцу, где, стоя, как на сцене, Пнин во второй или в третий раз пожимал руки Тэйерам и Кэти.
("Я б никогда, – сказала Джоун, подавая машину задом и крутя баранку, – никогда не позволила бы своей дочке уехать за границу с этой старой лесбианкой". – "Потише, – сказал Лоренс. – Он, может, и пьян, но он еще недостаточно далеко".)
– Никогда вам не прощу, – сказала Кэти веселому хозяину, – что вы мне не позволили помыть посуду.
– Я ему помогу, – сказал Гаген, поднимаясь по ступенькам и стуча по ним тростью. – А вы, детки, разбегайтесь по домам.
Пнин в последний раз пожал им руки, и Тэйеры с Кэти ушли.
12
– Во-первых, – сказал Гаген, когда они вернулись в гостиную, – я, полагаю, должен выпивать вместе с вами последний стакан вина.
– Отлично. Отлично! – воскликнул Пнин. – Давайте прикончим мой cruchon.
Они уселись поудобнее, и доктор Гаген сказал:
– Ты замечательный хозяин, Тимофей. Это очень прекрасный момент. Мой дедушка говаривал, что стакан доброго вина надо всегда так попивать и смаковать, как будто это есть твой последний стакан перед казнью. Я интересуюсь, что ты клал в этот пунш. Я также интересуюсь, правда ли, как утверждает наша очаровательная Джоун, ты рассматриваешь план купить этот дом?
– Не то чтобы рассматривать, но немножко подсматриваю, какие возможности, – ответил Пнин с гортанным смешком.
– Я сомневаюсь в мудрости этого, – сказал Гаген, поглаживая стакан.