По дорогам сказки

Габбе Тамара Григорьевна

Войтек удивился. Ему казалось, что только с ним одним могло случиться такое несчастье.

– Так, значит, вы люди? – заржал он.

– Как и ты, – ответил пёс. – Ещё недавно я был на деревне пастухом – играл на жалейке да кнутом пощёлкивал… А вот бегать по солнцепёку и собирать в кучу овец да баранов мне, признаться, не очень-то нравилось. Я, бывало, уведу скотину подальше от де­ревни и сплю себе в холодке. А пригоню назад, то овечки не хватает, то барашка… Вот мужики и рассер­дились на меня, прибили и посулили ещё прибавить, если я опять усну. Я испугался,

убежал в лес да и по­пал к ведунье. Прожил у неё, как и ты, дня два, ел и пил всласть, а на третий день она задала мне рабо­ту – велела стеречь птицу. Да я и тут не устерёг. «На­до быть не человеком, а собакой, говорю, чтобы целый день гонять за вашими гусями и утками». А она гово­рит: «Ну и будь собакой!» Да тут же и превратила меня в чёрного пса… Теперь я стерегу дом и двор, та­скаю за ведуньей в лес корзину и ни днём, ни ночью не знаю отдыха… Вот что со мной случилось!

– А я был единственный сын у матери, – замя­укал чёрный кот. – Матушка сильно избаловала ме­ня. Я только и знал, что греться у печки да лакомить­ся сметаной и сливками… На мою беду, соседи угово­рили матушку отдать меня в ученье к мельнику. Мельник для начала велел мне мести полы и приби­рать кладовку. С утра до ночи он твердил мне: при­бери да подбери, замети да завяжи, а то смотри мышей разведёшь!.. А мыши и вправду развелись. Старик заметил – стал на меня ворчать… Надоело мне это. Я убежал в лес и встретил там ведунью. Дальше неохота и рассказывать. Теперь я должен ловить мышей и дома, и в поле, и в лесу. Что наловлю, тем и сыт. А зазевался, заспался – сиди голодом…

– А я, – застрекотала сорока, – была девушкой. Ничего-то, ничего не делала, только трещала да тре­щала. Нынче летом напали у нас на капусту вредные гусеницы. Матушка велела мне обирать их, а я стою у калитки и с прохожими болтаю… Так гусеницы всю капусту и поели. Вот матушка и послала меня к ве­дунье. «Спроси, говорит, как нам от этой беды изба­виться». Я пошла. А ведунья взяла да и заколдовала меня, и теперь я от зари до зари всяких жуков, червя­ков и гусениц клюю…

Замолчала сорока, и все четверо задумались. Каждый о своей доле.

– И вы говорите, колдовство это снять можно? – спросил Войтек.

– Можно, можно! – опять застрекотала соро­ка. – Сама ведунья мне сказала. «Вот, говорит, была ты девушкой, а вела себя, как глупая сорока. Теперь ты сорока, а веди себя, как умная девушка: трудись, не ленись, не стрекочи зря. Когда люди начнут гово­рить про тебя: «Вот ведь какая работящая, какая ста­рательная, какая разумная – даром что птица!» – да не один раз, а много раз это скажут, – тогда и за­клятье с тебя спадёт. Опять человеком будешь».

– И долго этого ждать?

– Не знаю. Я не спрашивала. Меня-то ведь всё равно никто не похвалит. Как ты ни старайся, что ни делай – люди на сорок и не глядят…

Опять все замолчали.

Чёрный пёс завилял хвостом.

– Войтусь, а Войтусь! – робко сказал он, ла­скаясь к Войтеку. – Выручи нас, сделай милость. Ты всё-таки не кто-нибудь, а лошадь – лошадиную ра­боту люди примечают. Работай так, чтобы они тебя хвалили.

А когда чары спадут и ты опять станешь че­ловеком, не забудь похвалить и нас. Скажи, что мы работящие! И других попроси сказать!.. Ладно? А уж мы так будем стараться, так будем стараться!..

Неизвестно почему, Войтек вдруг рассердился.

– Отвяжитесь от меня! – Он стукнул копытом и сердито замотал головой. – Стану я работать, как ло­шадь, чтобы всякие сороки да собаки становились людьми… Нашли дурака!

Чёрный пёс опустил голову и, поджав хвост, поплёлся прочь. За ним чёрный кот и сорока-верти­хвостка.

А Войтеку сделалось ещё тошнее, чем было. Он начал рваться на привязи, ржать во всё горло и бить копытами в стены конюшни…

Ведунья услышала это и подошла к дверям.

– Ты чего расходился? – спросила она. – Вот укорочу узду да спутаю ноги, будешь знать!..

Войтек испугался и присмирел.

Наутро ведунья опять запрягла Войтека и вывела в поле.

На этот раз ей не пришлось подгонять вороного. Косясь на кнут, он послушно ходил в упряжке и тя­нул за собой тяжёлый плуг.

В полдень ведунья выпрягла Войтека и пустила на лужайку.

– Попасись, пощипли травку, Войтусь, а после обеда ещё поработаем. – И она ушла в избу.

Войтек со злостью поглядел ей вслед и, вытянув шею, принялся щипать траву. Щиплет, а сам шаг за шагом всё дальше и дальше от избы.

Вот уж и лес недалеко.

Войтек потихоньку добрался до опушки, оглянул­ся: не идёт ли за ним ведунья? – и галопом пустился наутёк.

Целый день бежал он сквозь лесную чащу и к ве­черу вышел на широкий луг по другую сторону леса. Трава здесь была уже скошена, и посреди луга Вой­тек увидел большой стог сена. Он подошёл поближе, попробовал… Сено было вкусное, душистое и прият­но похрустывало на зубах. Он наелся, примостился за стогом и заснул.

А утром разбудил его чей-то звонкий, как будто знакомый голос.

– Татусь! Идите-ка сюда! Кто-то у нас на лугу хозяйничал – стог сена разворошил. Вчера я его уло­жила ровнёхонько.

Кто же это говорит? Войтек открыл глаза и выгля­нул из-за стога. Видит: стоит перед ним девушка – коса золотая, как спелая пшеница, юбка красная, как мак, рубашка белая как снег… Та самая красавица, что с ним и говорить не захотела!..

А девушка увидела его и кричит ещё громче:

– Ой, татуся! Идите скорей. Лошадь!

– Да не кричи так, Анелька! Какая там лошадь? Где?

– Да здесь, за стогом. Вороная. Чужая чья-то…

– Ну, коли чужая, так прогони её.

– Не уходит!

– А не уходит, так пусть остаётся. Придёт хозяин и заберёт её.

Анелька замолчала, взяла деревянные вилы и при­нялась вместе с отцом укладывать и уминать на возу сено.

Потом она уселась на самом верху. Старик взмах­нул кнутом, крикнул: «Вьо, милые!» – и сивые кони тронулись с места. Воз качнулся и медленно поплыл сперва по лугу, а потом по дороге.

Войтек затрусил вслед. Его больше не прогоняли, да и куда? Никто не знал, чей этот вороной конёк и откуда он взялся…