По другую сторону тепла

Friyana

— Тебе наплевать на все: на нас с Роном, на Джинни, на Орден, на все!

— На вас с Роном мне наплевать абсолютно точно, ваши личные отношения меня не касаются.

— А Джинни! Как ты можешь так поступать с Джинни!

— И моя личная жизнь вас тоже не должна касаться.

— Мы твои друзья, Гарри! НАМ не наплевать на тебя!

— Да пожалуйста, я не запрещаю вам относиться ко мне, как вам хочется.

— Мы БЕСПОКОИМСЯ о тебе!!!

— И почему вдруг я стал в этом виноват?

— Как ты можешь быть таким бесчувственным бревном!

— Это риторический вопрос.

— Ты не можешь так поступать с нами!

— А

это тем более не вопрос, Герм, — Гарри встал, подошел к креслу и, крепко ухватив Гермиону за запястье, наклонился, глядя ей в глаза. — А теперь ты успокоишься, хотя ты и так спокойна — просто орешь, стало быть, ты просто перестаешь орать, и мы делаем вид, что этого диалога не было. Я только что вошел, и мы начинаем разговор сначала, только в более продуктивных выражениях. Еще раз сорвешься на бабий визг, и третьей попытки не будет, все остальное произойдет вообще без разговоров и объяснений. Я не Рон, и тетя Молли не воспитывала меня с детства подобными внушениями, так что я не жажду слышать их от тебя.

В глазах Гермионы пылала ярость. Гарри отпустил ее руку и уселся обратно на свое место. В гостиной воцарилась гнетущая тишина; со всех сторон на них были направлены изумленные взгляды.

— Итак, Герм. Ты хочешь мне что-то сказать?

Гермиона долго молчала, кусая губы, вцепившись в подлокотники и не отрывая взгляда от лица Гарри. Он успел подумать, что, возможно, за последние полгода она совсем разучилась разговаривать с ним как-то иначе и теперь не может вспомнить, как же это делается. Или не может ему простить, что он выбил ее из выбранного ею сценария. Или не может поверить, что выбил, и раздумывает, не попробовать ли продолжить в том же духе. Или…

— Что у тебя с Малфоем? — процедила она, наконец. По гостиной пронеслась незримая волна, как будто все одновременно вдохнули и забыли выдохнуть.

— Не твое дело, — пожал плечами Гарри и вновь вопросительно посмотрел на нее.

— Гарри, я думала, что мы друзья… — начала она заупокойным тоном.

— Герм, вот скажи мне, — перебил ее Гарри. — Ты же умная девушка, столько книжек прочла, столько всего умеешь. Что значит — быть друзьями?

— Это значит — доверять друг другу во всем, — с упреком ответила она, глядя на него.

— Отлично, Герм! Замечательное определение. А теперь давай решим, будем ли мы перечислять вслух, сколько раз и в чем вы лгали мне за последние полгода? Или пожалеем тебя, если, конечно, ты собираешься после этого вечера продолжать учиться в Гриффиндоре?

Гермиона трагически поджала губы.

— Гарри, мы так беспокоимся о тебе! — с отчаянием прошептала она.

Гарри мог бы поклясться, что через две минуты по сценарию положены слезы. Ему снова стало противно.

— Так, — сказал он, выставляя вперед указательный палец. — Еще одна попытка вывести разговор на истерику, и он будет считаться оконченным. Вообще-то, если ты еще не поняла, Герм, единственное, что ты сейчас могла бы — это извиниться передо мной. Если ты еще помнишь, как это делается. В этом случае я, возможно, поверил бы, что мы действительно еще друзья. Извиниться — и начать, в конце концов, уважать меня и мои решения, даже если ты с ними не согласна.

— Гарри, но при чем здесь я! — тонко выкрикнула она. — Дамблдор сказал…

— Если в наших отношениях не осталось ничего, что не диктуется волей Дамблдора, то говорить о них уже бессмысленно, Герм, ты не находишь?

— При чем здесь наши

отношения! — она стукнула кулачком по подлокотнику. — Идет война, Гарри! Сейчас решается все, понимаешь, вообще все, что будет дальше! А ты, вместо того, чтобы подумать, что делать, и прислушаться хоть к кому-то, носишься со своими психозами и дергаешься, что тебя никто не уважает!

— Сейчас решается больше, чем твое будущее, Герм, — негромко ответил Гарри. — Возможно, именно сейчас решается, кем ты станешь. И пока я вижу, как ты выбираешь путь к трусости, лжи и предательству. Ты, Герм, а не я.

— Как ты можешь так говорить! — задохнулась Гермиона.

— Если, узнав о смерти Люпина, которого ты так уважала, ты садишься играть с Роном в шахматы и болтаешь с подругами об уроках, ты больше, чем предатель, Герм. Ты трусливое ничтожество.

Девушка тяжело дышала, глядя на Гарри. Гриффиндорцев, казалось, вдавило в стены гостиной, так они подобрались.

— Мы не хотели, чтобы ты об этом узнал, — наконец выдавила она.

— Вот видишь, Герм, — горько улыбнулся Гарри. — Мы возвращаемся к теме лжи.

Он запустил пальцы в волосы и оперся локтями о колени. Лицо его не выражало ничего, кроме боли.

— Каждый вправе делать свой выбор, Герм, — медленно сказал он, по-прежнему глядя на нее. — Я не стану осуждать вас. Вы предпочли лгать, что ж, это ваш выбор. У меня хватит достоинства его уважать. Тогда будьте последовательны и примите его последствия как данность: я не стану больше называть вас друзьями и ждать от вас откровенности. У меня нет желания поссориться сейчас, чтобы потом не один месяц бегать друг от друга и делать вид, что мы незнакомы. Все остается по-прежнему, разве что мы больше ничего друг другу не должны. Я запер кое-какие свои вещи, и, если вам они будут нужны для своих целей, попросите, я поделюсь. Но использовать их, чтобы подглядывать и следить за мной, я больше не позволю. Если вам до зарезу необходимо обо мне беспокоиться, вы вправе продолжать это делать. Но вмешиваться в мою жизнь, оправдывая свою беспардонность заботой и беспокойством, я вам также больше не позволю.

Гарри говорил, а сам все смотрел на девушку, мучительно пытаясь найти в ее лице хоть тень прежней Гермионы Грэйнджер. Теней не наблюдалось.

— Когда мы успели превратиться в это, Герм? — спросил он. — Посмотри на себя. Ты выбираешь сценарий истерики, которая заткнет мне рот — вместо того чтобы поговорить со мной, как друг, и попытаться меня понять.

— Ты просто не понимаешь, как много поставлено на карту… — прошептала Гермиона, закрыв лицо руками. Гарри подумал, что, возможно, ее новой ипостаси слишком тяжело так долго смотреть кому-то в глаза.

— Как много важного лично для тебя, Герм? — перебил он ее. — Действительно, не понимаю. Я только знаю, что за это нечто ты перепугалась до такой степени, что не заметила, как страх сломал тебя. Война еще не коснулась вас, вы сидите в школе, спрятавшись под крылышком Дамблдора, а страх уже разъел ваши души.

— Ты нужен нам, Гарри, — всхлипнула она. Вот теперь, кажется, и вправду начинаются искренние слезы. Не те, что брызнули бы пять минут назад.

— Я? Я вам не нужен, — Гарри встал и подошел к ее креслу. Подумав, сел около него, осторожно обняв ее колени. — Вам нужно оружие, инструмент, который защитит вас. Только я человек, Герм. Вы забыли об этом, а я даже не помнил, что это нужно защищать от своих друзей.