По Европе
Шрифт:
Господин с величайшей приветливостью ответил на поклон.
Пишон почтительно сказал, указывая мне глазами:
— Министр.
Неужели он метит в депутаты?
«Парижская Газета»
«Парижская Газета» жалуется, что писатель Леонард у неё «дубинку украл».
Это была преоригинальная авантюра — «Парижская Газета», и об этом русском экспонате на всемирной выставке стоит сказать слова два.
Столпами редакции было три русских писателя.
Бывший
Не большая, но добрая компания.
Бежавший от тюрьмы «фурор» именовался русским эмигрантом-декабристом:
— В декабре моё дело о мошенничестве слушалось.
Г. Леонард, «натворивший дел» на прошлой выставке, — был «душою дела».
А г. Хозарский — «охранителем».
Им удалось соблазнить какого-то «капиталиста» помещика:
— Хорошее дело! На одних publicit'es [28] что возьмём! В Париже принято брать «publicit'es».
Милое выражение.
Это напоминает замечание одного пойманного вора:
— В Петербурге теперь очень принято булавки из галстуков таскать.
Направление газеты было «в карман». Поведение — вольное.
Но прежде всего это был «орган охранительный и патриотический».
28
Реклама.
Г. Хозарский писал громовые статьи против свободы печати во Франции, а бежавший от тюрьмы «фурор» сообщал:
— Честь России будет поддержана на всемирной выставке. На днях в Париж приезжает знаменитый кутящий купец, известный «всему веселящемуся» и ужинающему на чужой счёт Петербургу под именем «генерала Топтыгина».
— Такое имя, — повествовал этот Гомер о своём Ахилле, — дано веселящемуся купцу в виду очень удивительного его обыкновения. Часто веселящийся купец приказывает петь всем присутствующим два слова: «Генерал Топтыгин». И они поют эти два слова, а веселящийся купец в это время плачет. И это продолжается часами!
Быть может, к счастью для читателя, писатель не сообщал, где, собственно, поётся этот «Топтыгин».
— Он щедр! — умилённо восклицал беглый от тюрьмы «фурор», и тут уж прямо давился слюньками:
— Воображаю, какое лицо будет у парижского ресторатора, когда счёт «генерала Топтыгина» дойдёт до 10,000 франков!!!
Газета, надо отдать ей справедливость, была предприимчивая.
В то время, как г. Леонард требовал, оказывается, по 89 рублей с экспонентов, желающих получить награду, — другой сотрудник «обрабатывал» экспонентов, не желающих получить награды.
Работали на два фронта.
— Каким
— Очень просто. Видали в «Парижской Газете» интервью с «крупнейшими экспонентами», не желающими награды? Делается предложение: хотите, напечатаю интервью? «Наша, мол, фирма столь отягощена медалями, что некуда больше вешать. Мы в наградах не нуждаемся, а экспонируем так, из патриотизма». Вы понимаете, на случай, если награды не дадут, — ловко!
И несмотря на всю предприимчивость, «тихо она, моя бедная, шла».
Я спросил как-то в одном из киосков на больших бульварах:
— Как идёт «Парижская Газета?»
— Не особенно. Один экземпляр.
— Остался?
— Нет, идёт. Какой-то русский господин с чёрной бородой покупает. «Глупа, говорит, газета до чрезвычайности, но беру, потому что французской грамоте не обучен».
Говорят, впрочем, что иногда ближайшие сотрудники складывались и сами покупали ещё один номер, чтобы показать «капиталисту»-помещику:
— Газета пошла вдвое лучше!
Меры к завлечению читателя принимались удивительные.
Вдруг, по поводу открытия памятника Мопассану в его родном городе, напечатали статью о некоторых «скрытых способностях» покойного писателя, и как он этими «скрытыми способностями» злоупотреблял.
— Что за пакость?
— А это для России. Из-за таких вещей газету в Россию будут выписывать! В России этого напечатать нельзя!
— Так вы бы уж лучше прямо «армянские анекдоты» печатали!
— Ах, невозможно! Доступ газеты в Россию прекратят.
И вот в один, действительно, прекрасный день «Парижская Газета» не вышла.
Другой день, третий.
Я было не обратил на это внимания:
— Вероятно, перерыв: какой-нибудь веселящийся купец приехал и всю редакцию в «Олимпию» увёл. И они там ему «армянские анекдоты» рассказывают.
Но продавщица газет в киоске уведомила меня:
— Совсем. кончилась!
— Почему?
— А помните, я вам про господина с чёрной бородой говорила?
— Ну?
— Перестал покупать. «Лучше, — говорит, — пускай и по-русски грамоте разучусь, но такой ерунды читать не буду». Ну, и газета прекратилась!
«Парижская Газета» «как степной огонёк, замерла».
Г. Леонард с горя стал, оказывается, себя за бессмертного несуществующей «промышленной французской академии» выдавать.
А что делают остальные бессмертные «Парижской Газеты»?
Бог знает!
Несколько лет тому назад в Париже издавалась тоже русская, но еженедельная газета.
Издавал её «тоже литератор» в компании… с проводником по секретным местам.
Факт.
На Place de l’Op'era долго потом приставал к русским какой-то русский проводник.
— Посетить интересные места желаете? Господин! Господин! Желаете?
— Да оставьте меня, наконец, в покое!
— Господин, дайте заработать. Пожалейте русского писателя!