По грехам нашим. В лето 6732
Шрифт:
Прогрессорство, на которое надеялся Корней, медленно, со скрипом, но всеже было. Уже производились зеркала, сталь становилась все лучшей выплавки, стекло, вот и сахар, наконец, получился.
— Любы мой, пошто в печали? — спросила любимая жена, вошедшая сразу после Фомы.
— Как быть дале, люба моя? — ответил я задумчиво.
— Добре буде усе, — сказала Божана и присела ко мне на колени. — Можа в баню?
На лице молодой женщины, которая после родов еще больше похорошела, слегка округлилась в нужных местах и стала уже не миловидной девчонкой, а красивой, женственной, достойной воспевания красавицей. Колдовские завораживающие глаза
— Да, у вечары, люба, токмо аще справы зладить треба, — сказал я, отводя свой взгляд от жены, иначе боялся впасть в беспамятство.
Были у меня женщины в прошлой жизни, много женщин. Тогда для меня это было как особый вид спорта, счет побед в котором значительно перевалил за две сотни. Но я и подумать не мог, что такие чувства, такое тепло, уют как с Божаной, возможны.
— Не запамятовал, любы, што праз три дни треба крестить Богдана — сына Еремея и Белы? А ты не споведался, да не причастился у храме? — спросила Божана, пряча волосы под массивный головной убор. Видеть ее распущенные волосы — моя исключительная привилегия.
Я согласился стать крестным для Богдана Еремеича, но был удивлен выбором меня в качестве кума, считал, что эту почетную миссию возложат на Филиппа, но Бела настояла попросить именно меня. В некоторой степени, позавидовал Еремею, что у него сын. Хотел и я, чтобы рядом на коне лет через десять сидел крепкий мальчуган, но хорошие отношения с Юрием в последнее время значительно сгладили сожаление. Божане же я, конечно, не сказал ни слова о своей зависти. А с чем черт не шутит — может, и породнимся в будущем? Вон у меня товар крикливый, а у Еремея купец-тихоня, только спит постоянно и ест. Вот главное, чтобы это будущее было, и мы сыграли веселую свадьбу через лет семнадцать-восемнадцать.
Главная же головная боль — это предотвратить разорение Руси от монголов! Не то, чтобы я уже такой попаданец, кто живет только ради изменения истории. Мотивация, которая двигает мной, связана личными интересами. Я просто хочу, чтобы жили мои дети и те люди, к которым я уже прикипел.
Если не изменить существующие тенденции развития Руси, то ее просто не станет. Будут это монголы, или германцы, или датчане и прочие шведы, булгары, поляки или литва — не важно! Никто не пощадит слабого, если тот не станет рабом! Как бы не противились пацифисты, именно сила оружия и дух человека, использующего его, определяли историю и величие государства. Слабые же государства только подчиняются сильным. И государство сильное не только людьми, но и системой.
Вот Речь Посполитая, которая претендовала на роль великой европейской державы, была богата и военными традициями и сильными людьми, но система была недееспособная. Я не против демократии, как и либерализма. Вот только считаю, что в любой системе важно иметь возможности быстро принимать решения. И российский абсолютизм, несмотря на многие его перегибы, оказался более решительной и стройной политической и социальной системой, чем польско-литовская.
Так и в этом времени, с которым я уже сроднился, необходимо менять систему, иначе Русь проиграет. Одним из немногих аргументов в закромах тех исследователей, что утверждают об отсутствии ига, или же его плодотворного влияния — это то, что Русь только благодаря разорению получила шанс на выстраивание новой системы и выхода из периода феодальной раздробленности.
Я считаю, что систему поменять можно, вот только нужна личность,
За последние месяцы произошли некоторые события, о которых стоит упомянуть. Прежде всего, булгарский купец по льду рек прислал целый караван, что впору было задуматься о причинах. Не бывает столько сыра без мышеловки поблизости! Двести овец, да семьдесят коней, хороших коней, а с три десятка из них и вовсе — превосходные туркменской пароды. Теперь селекция лошадей стала во весь рост. Скоро жеребята и от Араба родятся, а тут еще такие лошадки. Легкая кавалерия в нашем воинстве будет лучшей.
Однако, стоит задуматься над мотивацией Атанаса. Первое — меня явно хотят задобрить. Не верю я в такую щедрость от купца, а вот тонкий расчет от эмиссара булгарского эмира — да. Второе, что еще запутаннее, — человек Атанаса непрозрачно так намекнул, что булгарские две сотни воинов могут стать моими, причем полностью оплаченными самим эмиром. В щедрость власть имущих может поверить только беспечная мышь. Однако, могут быть ситуации, в которых обе стороны и мыши и коты могут быть полезны друг-другу, например отогнать других мышей и котов.
Еще одним событием была торговля с мордвой, которые так же по снегу, в начале февраля, пришли с караваном. Главным их товаром была пушнина. Рухляди было много, я был готов скупить ее всю. Как оказалось — зима страшна для людей. Шубы были у единиц, другая теплая одежда порой была представлена одним кожухом на овчине на всю семью. Удивлением для меня было и то, что многие и в холодную погоду ходили в онучах или лаптях. И это при том, что овец становилось все больше, да и охотники трудились и часто добывали бобров и пушнину.
Поэтому, когда пришли гости из уже знакомого племени мокши с рухлядью, я не жалел денег на покупку выделанных шкур. По крайней мере, считал необходимым одеть людей, которые при мне приобретали новый статус. Лишиться людей, которые определяют всю создаваемую экономическую систему поместья, из-за простуды и обморожения — расточительность небывалая! Поэтому, даже пришлось идти на некоторое напряжение с другими боярами, которые так же хотели приобрести товар мордвы. Я же оказался в более выгодном положении, когда решился все же продать немного оружия из формировавшегося арсенала. Отправляясь в путь, воодушевленные мокша пообещали, что обязательно привезут в два раза больше рухляди в следующий раз.
Определив для себя, «как самого умного», необходимость обуть всех поселян, я выбрал семью, которой хотел поручить изготовление валенок. Описав некоторые основы валяния шерсти, я оставил семью с планом через неделю предоставить мне первые две пары валенок. Прошло полтора месяца и… ничего! Процесс оказался таким сложным и неоднозначным, что вся семья бьется над процессом, но ничего не получается. При этом, обвинить в лености будущих, как я планировал, ремесленников, не было повода. Три дня назад я еще раз описал процесс уже своей «палочки-выручалочки» — изобретателю Никифору и направил к озадаченному главе семьи, слены которой только что не матерятся на меня за то, что отвлек их от всех дел своей блажью. Подождем, может что и измыслят.