По когтю льва
Шрифт:
Однажды ей снова снилась Лита. Она тихо, монотонно говорила что-то, а правую руку держала прижатой к груди и между пальцев сочилась кровь. Лира опять проснулась от собственного крика… и закричала ещё громче, увидев тот же призрак за окном: бледную, смертельно раненную деву с распущенными по плечам длинными тёмными волосами. Она стояла за окном и негромко постукивала по стеклу костяшками окровавленных пальцев, прося пустить её в дом.
Проснулся Ульрик, сонный, тёплый, уже привычно обнял кричащую Лиру:
– Ну что ты, милая. Это только сон…
–
– она указала дрожащей рукой…
Призрак исчез. В окно билась большая бабочка, привлечённая горящим светильником на столе.
Лира потянулась и затушила лампаду, пока в бликах света на стекле ей не померещился кошмарный образ мёртвой.
– Нам надо поговорить, Ульрик, - дрожащим голосом объявила она темноте.
– Я… Я так больше не могу!
– Что?
– сонно спросил он и обнял крепче. Лира застонала мысленно, но всё же сообщила:
– Я не Лилиана. Ульрик, ты же понимаешь это… Я… Я - Лира!
– Не упоминай это имя, - он не отстранился, но заметно напрягся.
– Не надо, Лили!
– Я - Лира! Убийца, предательница… твоя любимая! Я не могу больше молчать об этом, Ульрик! Лира страдала все эти годы! А ты не страдал? Довольно играть! Лилиана - игра, маска, не зови меня так больше, когда мы вдвоём!
– Лили…
– Вот опять. Твоё “Лили” убивает меня! Это нож в сердце! Тридцать раз в день! Ну что ты молчишь?
Ульрик тяжело вздохнул и зарылся лицом в её волосы.
– Для меня нож в сердце - имя Лира, - нехотя признался он. Лира похолодела.
“А чего ты ждала? Он мог сказать только это. Он ненавидит Лиру, ты - Лилиану, это давно ясно. Не удержала язык за зубами - и разрушила… разрушила всё!”
– Тогда… нам не стоит быть вместе, - непослушными губами прошептала она.
– Раз мы друг друга убиваем…
– Лили…
– Прекрати называть меня так!
– она снова зарыдала.
– Знаешь, отчего сейчас кричала твоя Лилиана? Оттого, что увидела мёртвую Литу за окном! Ты помнишь Литу, Ульрик?
– А в чём ты винишь меня? …Убийца Избранной!
– Я освободила её…
– О, эта лицемерная ложь!
– Ульрик отстранился. Он заговорил, оживлённо жестикулируя:
– В таком случае, охотники тоже “освобождают” вампиров ритуалом! Что, думаете, я утешать вас буду, сударыня? Хотите снова стать Лирой? Отлично! Только не скулите в подушку! Предательница, убийца, грешница, игрушка для плотских утех Владыки… Лгунья! Да-да, не отрицайте, вы знали, на что шли, когда там, в дверях, зачаровывали меня, чтобы я пропустил вас к Лите!
– Я никогда не зачаровывала тебя, Ульрик. Настоящей любви не нужно чар!
– Лира всхлипнула.
– Знаешь, что выводит меня из себя: ты даже не раскаиваешься в убийстве!
– А к тебе вовсе не приходят тени убитых! Фанатик! Маньяк! Палач!
Наступила долгая тишина. Ульрик перебрался через Лиру на край кровати и опять зажёг лампаду.
– Великолепно говорите о любви, леди Лира, - холодно сказал он. Лицо молодого человека было замкнутым и злым, искорки бешенства плясали в глазах, но он был нарочито
– Что же, сможете поцеловать теперь своего Палача?
Он зловеще засмеялся, но Лира потянулась к нему и прижалась губами к его холодным тонким губам. Давно они не целовались так страстно! Они покусывали друг друга, мечтая добраться до крови. Но не переступали последнюю черту, и от этого так сладко кружилась голова… До рассвета они не спали - воюя, любя. Они сгорали в пламени странной любви-ненависти и возрождались вновь - слитым, единым, целым. Лилиана была забыта. Вернулись Лира… и Палач.
– …Твои родители - великие люди!
– Мои родители - больные люди. Я вместо игры в кукол складывала и разбирала охотничьи арбалеты… Хорошо, что у нас нет детей: мы были б такими странными родителями!
–
Наконец-то их общение стало искренним. Пусть супруги часто ссорились и страшно ругались - зато они теперь могли и радоваться, смеяться вместе. Темы Ордена, охотников, вампиров стали основными. Обсуждение достопамятного Бала Карды и его последствий - любимой.
Кошмары о Лите ушли - теперь супруги проговаривали их вслух, бросались страшными обвинениями, а потом мирились в постели. Не самая счастливая семейная пара, но, во всяком случае, эти скандалы-примирения были лучше прежнего нелепого, полного лжи спектакля.
Сны о Бездне, однако, не прекращались, и стали злее, навязчивее, как и странная боль Палача… Бездна словно требовала от них: действуйте же, делайте что-нибудь!
Так прошло ещё несколько лет. Тихим летним вечером они гуляли в кардинском парке и опять смеялись, обмениваясь историями из охотничьих рейдов. Но дорожка парка сделала поворот, открылась широкая аллея, по которой шла другая пара, и Ульрик и Лира приглушили смех. Впереди гуляла Мира со своим сыном.
Первый визит госпожи Вако в дом супругов стал и последним, но они иногда встречались, когда бывали в Карде и проходили Центральным парком. Мира часто гуляла тут: сначала с малышом, ещё некрепко держащимся на ногах, потом с белокурым чертёнком, убегавшим далеко вперёд по дорожке парка. С почемучкой, успевавшим задать сотню вопросов, пока они шли до конца тропинки, со щупленьким, короткостриженным, и оттого ещё более трогательным учеником первого класса лицея…
Сейчас рядом с Мирой шагал высокий для своих лет крепенький двенадцатилетний сорванец. Светловолосый, вихрастый с такой же как у Миры торопливой лёгкой походкой - всякому, кто вначале видел их со спины, казалось, что сын должен быть копией матери. Но это было не так: от Миры Донат взял только некую нервность черт. Глаза, улыбка были “не Вако”.
Бесед с главой охотников супруги Корвусы не заводили, ограничивались краткими приветствиями. Ульрик иногда порывался подойти к Мире, но Лире до сих пор удавалось его останавливать неожиданным вопросом или сменой темы беседы. Сегодня - не удалось.