По когтю льва
Шрифт:
– Прости! Мне слишком больно видеть тебя такой. Знаешь, Тони, он ведь сказал: тебя можно исцелить…
– Предатель, - равнодушно уронила Мира.
– Вокруг одни предатели.
– Почему ты не хочешь взглянуть правде в глаза: твоё проклятие излечимо. Ты можешь вернуться в жизнь!
– Я не хочу думать о жизни, - прошептала вампирша и закрыла зоркие глаза.
– Меня нет, - опять забормотала она.
– Есть задача: уничтожить Дэви. Есть цель: нанести сокрушительный удар Бездне. И даже это - не моё по сути. Я живу вашей болью и вашей местью. Я вижу вашими глазами. Я говорю то, что вы хотите слышать.
– Замолчи!
Мира тяжело дышала, совсем как смертная. Глаза забегали под веками, но вампирша была не с куклами: она словно смотрела сон.
– Что мне сделать для тебя?
– зашептал Винсент.
Так близки и в то же время так далеки друг от друга они не были никогда. Он чувствовал полнейшее бессилие. Наверное, подобное чувствовала Мира, когда впервые увидела его лишённым смерти. Но в её бессилии тогда была надежда, пусть безумная. А он - найдёт ли её?
– Тебя можно исцелить! Тони сказал, - тихо произнёс он.
– Я верю ему и не верю, что огонёк твоей жизни погас. Ты найдёшь солнце, а если не захочешь - солнце само найдёт тебя. Мира, ты меня слушаешь?
Вампирша не ответила. И, похоже, она его не услышала. Она открыла глаза, и огонёк бился в них - бился в такт его сердцу.
– Ты голодна?
Мира облизнулась.
Винсент расстегнул манжет рубашки и закатал рукав - очень медленно, надеясь, что тётушка его остановит. Не потому, что боялся боли и смерти. Он боялся за Миру: живая человеческая кровь великолепно утоляет вампирский голод, но кормит она не тело, а пустоту. Вампирша молчала, ждала, следила за его руками… И Винсент взрезал себе запястье, поднёс к её губам.
Без сомнений, без раздумий Мира жадно впилась в его руку. Он не вскрикнул, только сильнее стиснул зубы, под кожей скул заходили желваки. Вампирша спокойно принимала его дар, вовсе не задумываясь ни о чём. Исчезли её стыд и страх. Перед Винсентом была дикарка, видящая лишь самую простую цель - добыть живую кровь. И сейчас он не верил своим недавним словам. Такую, её не найдёт и всевидящее солнце. Хитрая и глупая carere morte придумает, как спрятаться от него.
Уже кружилась голова. Он попробовал шевельнуть рукой, и вампирша тут же обхватила её, впилась зубами, недовольная строптивостью добычи. Тогда Винсент сильно дёрнул рукой, вампирша вгрызлась глубже… и тут же захрипела, резко отодвинулась, головой ударившись о стену, вцепилась в ошейник, обратившийся удавкой. Скоро обруч серебра прекратил её душить, и Мира взглянула на Винсента, опять тяжело дыша. И сейчас в её глазах - злых, синих, с белым ободком вокруг зрачка, он не нашёл ничего человеческого.
Непрошеный образ явился ему: прекрасная златовласая девушка с глубокими синими глазами сидит на его детской кроватке и читает книгу старых сказок. Она потусторонне бледна, но маленькому Винсенту это нравится. Его тётя как фарфоровая кукла. Такая же красивая, такая же хрупкая. Он слушается её во всём, ведь она - его ангел, не так ли? Её голос тих, мягок. И она так искренне верит в то, что читает!
“Много тьмы принёс в мир Великий вампир, но однажды с первым лучом солнца он рассыпался в прах, и Дар
Другой образ. Она же - и другая. Волосы - непричёсанная грива ведьмы, глаза злые - синее море волнуется. Но на щеках - впервые за сколько лет?
– румянец. Она уже не потустороннее существо. Живая, красивая и несчастная женщина.
“Ты вернёшься в мир живых! И не говори: невозможно! Я обещаю!..”
– Мира, когда я тебя потерял?
– прошептал он.
Последняя ночь подошла к концу. Дождь не переставал. В доме Меренсов все спали. В доме Вако Николас наигрывал на гитаре печальную кардинскую песню - чужак, успел выучить за неполный месяц в северной цитадели! Марсия склонила голову ему на плечо и иногда несмело пробовала подтягивать припев.
Не спала и Избранная. Габриель, скрестив руки на груди, стояла перед картиной с рассветным солнцем. Её губы шевелились, но что она шепчет, не мог бы разобрать никто. Маленькая одинокая фигурка в огромном зале гостиной. Самая несчастная в длинной череде Избранных. Сильная, но сильная не безгранично. Странно получившая Дар: не выбранная древней силой - пленившая её. Избранная… и не Избранная вовсе, стремительно теряющая свой Дар. Неунывающая, но сейчас почему-то хмурящая бровки перед большой картиной…
Давид зажёг факел и осветил зал хранилища Ордена. Ярко заблестело серебро клинков кинжалов и мечей. Здесь было преимущественно старое оружие, из чистого серебра - это хранилище существовало со времён, когда Орден владел Кардой. Дара, издав радостный возглас, помчалась к ближайшей стойке с мечами, а охотник лишь печально вздохнул, глядя её вслед: “Ведомая местью!” Дара выбрала два острых кинжала и лёгкий, как раз под руку дамы, меч и с восхищением разглядывала узоры на его рукояти.
– Смотри, Давид: тут зарубки! Его прежняя владелица убила три десятка carere morte. И три креста - трое хозяев!
– Хороший меч, - согласился Гесси. Охотник любовно погладил чугунный бок самой большой пушки, имеющей собственное имя - “Кармель”. Её залпы уже разрушали стены “Тени Стража” два века назад…
В доме Меренсов Феликс Краус-младший и Родерик Бовенс разложили карты окрестностей Карды на столе. Снова и снова они повторяли путь отрядов к “Тени Стража”.
“Сигнал к наступлению - взрыв скалы у выхода Стигия на поверхность. Пещеры начнут затопляться. Выше по течению, над “Тенью Стража” в воду будет добавлен сильнейший яд для вампиров… Мы же начинаем наступление с предгорий…”
“И отряд - на Стража”, - Феликс всё не оставлял свою идею.
“Если заберутся. Гора считается неприступной…”
“Джезабел рассказывала, вампиров на ней видели не раз!”
“Пусть так. Мы наступаем с предгорий. Зачарованные Дэви люди уже стянуты под стены замка. И в бой против них пойдут такие же зачарованные, только революционной идеей. Охотники не должны замарать руки в живой крови. Мира попытается помочь нам из замка, будем надеяться, Дэви не различит её марионеток среди тысяч своих”.