По ком воют сирены

Чернобук Александр

Иван послушно взял ручку и, используя стул как стол, размашисто написал по середине верхнего листа «Явка с повинной». Задумался и ищуще поднял глаза на Серегина:

— А что писать?

— Пиши все, как было. В произвольном порядке. Я такой-то, такой-то. Понуждаемый к преступному действию моим хозяином Боровским Геннадием Владимировичем, вместе с работающим на нашем предприятии Николаем Слепцовым такого-то числа совершил убийство журналиста Кивалова Михаила. И дальше все подробнейшим образом…

—

Побольше деталей, так раскаяние будет выглядеть более искренним, — вставил Митехин.

— Опиши все факты. Сколько заказчик обещал заплатить денег. В каком месте состоялся разговор с ним, кто при этом присутствовал. Когда передал, если передал, деньги. Где взяли биты, по чьей идее совершали убийство именно таким способом. Кто предложил, и кто разрешил воспользоваться «девяткой» ООО «Кентавр» и так далее. Максимальная скрупулезность… — Серегин подмигнул Митехину.

Кульков исправно зашуршал бумагой. Ручка в его руках летала с поразительной скоростью. Лист заполнялся корявыми строчками. Использовав первый, Иван не останавливаясь, принялся за второй.

— Ну, вот и все. Исполнители есть. Заказчик есть. — Серегин бегло просмотрел каракули Кулькова. — Теперь слово за вами, прокуратура.

— Дата, подпись на месте? — поинтересовался Митехин.

— В лучшем виде, — заверил Серегин. Он взял со стола диктофон и направился, размахивая листами с показаниями Ивана, к выходу.

— Далеко собрался?

— Нет, Сергей. Пойду Карпову со вторым помогу, и на этом будем прощаться. Оформляй пока этого красавца.

— Хорошо, — согласился Митехин скрепя сердце.

Он проводил диктофон и заполненные листы взглядом кота, у которого из под носа забрали блюдце с молоком.

— Ну, что у тебя, Никита? — Серегин без стука ворвался в кабинет, где Карпов допрашивал Слепцова.

Оперативник сидел за столом, Николай на стуле напротив. Больше в кабинете никого не было.

— Отнекивается. «Не знаю». «Не видел». «Не делал». «Не состоял». «Не участвовал», — пожал плечами лейтенант.

— Да ты что? — Серегин картинно надул щеки. Он сел на край стола лицом к допрашиваемому и тонкой струйкой выпустил воздух ему в лицо. Положил «явку с повинной» Кулькова рядом с собой:

— Биту значит, в руки не брал?

— Какую биту? — недовольно заерзал на стуле Слепцов.

— Бейсбольную.

— Нет у меня никакой биты.

— Журналиста не убивал?

— Какого еще журналиста?

— Кивалова. Михаила.

— Не знаю такого. Политикой не интересуюсь. Телевизор не смотрю, газет не читаю. Некогда. Работы много.

— Какое совпадение. Я тоже, — развел руками Серегин, встал со стола, прошелся вокруг Николая и остановился у него за спиной.

— Вы чего? — ожидая удара, Слепцов напрягся и, немного развернув голову скосил назад глаза.

—

Ничего. — Капитан склонился к самому уху Николая и заговорил, понизив голос до шепота: — Подельник твой во всем сознался. И это не понты. Он парень, конечно, крепкий, но ты сам обратил внимание, в каком он был виде. Мужчина в нижнем белье это уже мужчина наполовину. Если мозги у тебя в наличии, то должен сам понимать — разговорить можно любого. Способов бездна…

— Это точно.

— Теперь ты, видимо, ждешь, что я тебя буду пугать теми же пытками, которые мы применили к нему?

— Да.

— Нет. Этого не будет. Ты ошибаешься. Вот его показания. — Серегин взял со стола и поднес к лицу Николая исписанные листы. — Читай. Только не вздумай трогать руками. Сразу получишь по затылку.

— Да это же…. — прочитав, начал Слепцов.

— Молчи. — Капитан распрямился и, обойдя стул с Николаем, подошел к столу, достал из кармана и включил диктофон.

— Теперь слушай. — Он оперся о столешницу и протянул говорящую голосом Кулькова коробочку к самому лицу Слепцова. Прокрутив запись до конца, Виктор спрятал диктофон в карман.

— Я…

— Нет уж. Теперь поздно, бычара! — заорал на него Серегин, и Слепцов испугано затих.

— Никита, а ты не знаешь, зачем нам вообще колоть этого балбеса? — поинтересовался Серегин своим нормальным голосом.

— Ума не приложу.

— Я вот тоже. На фига нам его показания? Доказательная база у нас железная. Кульков во всем сознался. Ему за помощь следствию суд скосит десяток лет. Пятнашку впаяют и нормалек. А этому быку тупому, который в несознанке, четвертной впаяют. Ну и нормально.

— Или пожизненное. — Карпов выпустил струю дыма в сторону Слепцова и подмигнул. — А что? Тоже вариант.

— Или пожизненное. Вполне при таком раскладе вероятно. Так что, голубь, отправим мы тебя сейчас в камеру, и до суда о тебе все забудут. Показания нам твои не внапряг. Без них справимся. Легко. — Серегин сделал вид, что направился к выходу. — Лейтенант, я закончил, вызывай ему конвой. Отправляй в СИЗО…

— Нет. — Истошно заорал Слепцов. — Нет. Дайте мне ручку и бумагу. Я все напишу.

— Вот как? — Обернулся капитан уже у самой двери. — Значит, про биту вспомнил?

— Да. Была бита.

— И про убийство?

— Да.

— Журналиста Кивалова?

— Да! Да! Да! Дайте мне ручку. Я все напишу.

— Хорошо, — согласился капитан. — Лейтенант, выдайте подозреваемому бумагу и ручку. Мы не имеем ни юридического, ни морального права отказывать гражданину Слепцову в искреннем чистосердечном признании.

Николай вцепился в бумагу и ручку как утопающий в соломинку. Он придвинул стул к столу, за которым сидел Карпов, и принялся строчить.