По краю Вечности
Шрифт:
— Надо же, меня жалеют, — пробормотала я, перебарывая гордость. Ею сыт не будешь, а на завтрашние занятия силы нужны очень. — Знаешь, ни один темный не может похвастать таким достижением… — и ухватилась за его локоть. — Обычно нас боятся и ненавидят.
— Почему? — с любопытством спросил Джаль.
— Люди всегда так делают, когда не понимают, с чем сталкиваются. А то, чем мы являемся после эпохи Войны, находится за гранью их понимания, — теперь я перебарывала уже головокружение. — Они еще помнят, какими мы были, но уже не понимают, чего от нас ждать. Поэтому и…
— И в семье к тебе так же относятся? — он отчего-то
— Нет. Моя семья — это братство темных. Другой нет.
— А… где?.. — Джаль запнулся, снова посмотрел сочувственно и с торопливым интересом уточнил: — Извини, но… Это правда, что при рождении темного умирает весь род?
Искатели… Главное — удовлетворить любопытство.
— Правда, — и неожиданно для себя добавила: — Но, знаешь, мне повезло. Мы ведь помним. Близкие уходят, все и почти сразу, — а мы помним их лица. Запоминаем всех ушедших. Я помню только мать. А ребята из темных про других рассказывали — братья, сестры, дяди, тети… После нас обычно никого не остается.
Мы одолели цветущий сад и вышли на широкую улицу. Перед глазами все плыло, и одинаково серые дома наставников сливались в сплошное мутное пятно.
— Остается, — возразил Джаль. — Вы ведь остаетесь. И ты осталась. Это немало.
— К счастью, на нас всё и заканчивается — мы бездетны, — это от голода, не иначе. Какого мрака я перед ним душу выворачиваю?.. — С меня все началось, и мною же и закончится, — и решила сменить тему: — А у тебя есть семья? — ну, почти сменить…
— Была, — ответил он после долгой паузы и очень тихо. — Лихорадка. Была большая, осталось… трое.
Я зажмурилась, собирая остатки сил… и мысли. И слова. Что-то болезненно знакомое послышалось в его голосе… То, с чем боролся каждый темный.
— Ты считаешь себя виноватым? В том, что выжил?
Мой спутник промолчал, но я уже все поняла.
— Не стоит. Да, Джаль, я знаю, о чем говорю. Мы рождаемся с этой виной и всю жизнь ее перебарываем. И у нас больше причин чувствовать себя виноватыми. Ты просто оказался в другом месте. Тебе, как хорошему искателю, повезло. А мы… убиваем. А потом живем с этим до порога Вечности. И воюем. Если эту вину не одолеть, она сожрет тебя изнутри.
— И получается?.. — спросил он тихо. — Как?..
— Хлосс, мой наставник, однажды заметил: если ты пришла в мир именно с этими дарами Великой — с тьмой и искательством — значит, именно такой ты здесь и нужна. И чем убивать себя каждый день… живи. Развивай дары и приноси пользу. Доказывай, что нужна. Доказывай, что не зря случилось то, что случилось. И пойми, что не виновата. Что это… природа. Не ты, а природа явлений и силы, которая неподвластна простым смертным. И я… стараюсь.
— И у тебя получается, — скрипнула дверь, и я с облегчением поняла, что мы наконец добрались. А Джаль добавил: — И у тебя все получится. Ты сильнее многих и достигнешь больших высот… Но сначала тебя нужно накормить.
Я смущенно улыбнулась. Тогда я еще не понимала, что он не только накормит, но и заполнит собой ту внутреннюю пустоту, где прежде безраздельно властвовали тьма… и усталый образ матери. И заполнит так быстро и незаметно, что я не успею ни пикнуть, ни воспротивиться. А поняла я всё… слишком поздно. И чувствовала, что будущего у нас нет — только шаткое и недолгое настоящее в суматохе поисков, но… Не удержалась. Не смогла
Поменяла бы я что-то в наших отношениях, если бы знала, к чему они приведут — и к чему я его приведу? Не знаю. До сих пор — не знаю… Это ведь был не только мой выбор.
Часть 2. (1)
Часть 2. Бесконечность под ногами
Прогулка по краю пропасти может
оказаться не только страшной,
но и страшно интересной.
Н.
Солнце палило нещадно. Я сидела на горячем валуне, подобрав под себя ноги, и внимательно изучала скрытую в скале дверь. Солнечные лучи скользили по грязно-серому граниту, высекая слюдяные искры на его щербатых боках. Я прикрыла глаза ладонью, изучая тонкую сеть замысловатых трещин. Нужная мне древняя скала, которую я с трудом отыскала на материке Второго среди древних гор Закатного хребта, остроконечной пирамидой уходила в голубое небо, не отбрасывая тени. Солнце, выглядывающее из-за вершин хребта, опутывало зеленую долину паутиной теней, и лишь моя скала не подчинялась законам природы.
Кивнув самой себе, я расправила клок смятого листа, на котором вперемешку со схемами чернели кособокие, второпях написанные слова.
— Одинокий в толпе седой путник, отвернувшийся от солнца, — пробормотала я, сверяясь с записями, и, встретив недоуменный взгляд Молчуна, пояснила: — Так светлый обозначил внешний вид скалы. Неплохая подсказка, верно?
Черный пес, сидящий на камне рядом со мной, тихо фыркнул и насмешливо прищурил янтарные глаза.
— Но, согласись, он очень точно описал бывшее хранилище.
Путь к последней башенке оказался непростым: сначала я ошиблась с местонахождением источника и, плутая по перевалам хребта, потеряла непозволительно много времени, а после обнаружила башенку Второго в заброшенном хранилище светлых магов. И это последнее место, где бы я искала источник закатных сумерек. И не догадалась бы сама, не повстречайся на моем пути маг-отшельник из светлых, который и поведал о странном явлении «горы-без-тени», а магия заката славилась тем, поглощала чужие тени.
Разумеется, я выведала сведения о нахождении источника и теперь сидела напротив скалы, задумчиво изучая дверь и рассеянно разглаживая мятый обрывок свитка с наспех нарисованной картой. И рассматривала, отмечая, все признаки бывшего и заброшенного хранилища светлых. И ощущала — кожей и искательским чутьем, — что башенка именно там. Внутри скалы.
Молчун, не отличавшийся терпением, спрыгнул с камня и внимательнейшим образом обнюхал и землю у подножия скалы, и трещинки двери.
— Да, я думаю, этим ли путем идти, — ответила на его молчаливый вопрос. — Мерцающий след обнаружил четыре дороги в хранилище, но остальные три нравятся мне меньше этого. Почему? Наверно, потому, что искатели не ищут легких и коротких путей. Чем длиннее путь, тем вероятнее найти то, что спрятали по пути…
Спрыгнув с валуна, я перекинула через плечо сумку и тоже подошла к скале, легко заметив среди многочисленных трещин символ Первой. Провела по нему кончиками пальцев, замыкая круг, и дверь гостеприимно провалилась в пол, открывая пыльный проход. Молчун, первым сунувшийся внутрь, громко и выразительно чихнул.