По лезвию ножа, или в погоне за истиной
Шрифт:
Впереди показался Лимассол, и я неожиданно остановился. Какая-то неясная еще мысль не давала покоя. Ну да. В моих карманах лежали два мобильных телефона, которые могли выдать мое месторасположение с точностью до нескольких метров. Я понимал, что, возможно, это паранойя, но решил не рисковать. Сначала я позвонил отцу и предупредил его, что выходить на связь буду сам, а в перерывах телефон будет отключен. Потом позвонил Глебу и отцу Михаилу, сообщив о своем решении. Отключив телефоны и отсоединив аккумуляторы, я двинулся дальше. Въехав в город, я проехал по хайвэю поближе к храму и свернул в горы, медленно продвигаясь по узким улочкам, вьющимся между частными домами. Искать мне пришлось недолго: буквально минут через 5 я увидел вполне приличный двухэтажный дом с небольшим участком
Выпив крепкого чаю, я разобрал свою сумку. Взяв в руки Евангелие, я с удивлением подумал о том, что совсем недавно — перед Крещением — прочитал его полностью, но сейчас не помнил оттуда практически ничего. «Как такое может быть?» — моему недоумению не было предела. Я открыл книгу наугад. В этом месте начиналась первая глава Евангелия от Луки: «Как уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях, как передали нам то бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова, то рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать тебе, достопочтенный Феофил, чтобы ты узнал твердое основание того учения, в котором был наставлен». Эта фраза неожиданно захватила меня. Я увидел в Евангелии не какой-то отвлеченный текст, некое изложение Истины, лишенное конкретной логической связи (увы, именно таким мне показалось Евангелие в прошлый раз), но передо мной было конкретное изложение реально произошедших событий. Я вдруг со всей отчетливостью понял, что здесь, в этой Книге, рассказывается о событиях, которые происходили на самом деле. Все, что здесь написано — правда. То есть не только Истина, а еще и совершенно конкретная историческая правда.
Вот передо мной семейная пара, муж и жена — Захария и Елисавета. Они уже немолоды, а детей нет. Они очень переживали по этому поводу. Священник молится в храме, а ему является Ангел. Захария испугался, но Ангел успокоил его и сообщил радостную весть: у Елисаветы родится сын! И не просто сын, а великий пророк Божий. Муж смущен, ведь они с супругой уже стары, он сомневается. И тогда Ангел говорит, что за это неверие Захария не сможет говорить, пока не случится это событие — пока не родится сын. Эта сцена настолько ярко предстала перед моими глазами, я так живо ощутил чувства Захарии: страх, сомнение и радость, радость от того, что наконец сбудется их с супругой мечта, что наконец Бог услышал его молитву!
Я уже не мог оторваться: никогда в жизни не читал ничего прекраснее! Вот предо мной старец Иосиф и его молодая Жена, Которая вот-вот должна родить. Они послушно идут на перепись в другой город, в далекий Вифлеем. Святому семейству не нашлось свободной комнаты, и беременная Женщина с мужем располагаются в загоне для скота при гостинице. Слезы наворачиваются мне на глаза. Я невольно вспомнил фразу, процитированную отцом Михаилом: «Те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли». И вот происходит чудо, оно происходит тихо так, обыденно: рождается Царь мира — крохотного Младенца держит на руках Женщина, Она кладет Его в «ясли» — туда обычно кладут корм для скота. Я представил, что в самой гостинице кто-то уже спал, кто-то что-то праздновал, люди занимались своими делами, добрыми и злыми, а рядом Небо пришло на землю! Удивительно, но первыми об этом узнали пастухи: простые люди, которые тяжким трудом вынуждены зарабатывать свой хлеб. Ангелы
Глаза мои слипались, и, коротко помолившись перед иконой в углу спальни, я лег спать.
Ночью опять приснилась мама. Она сидела на богато украшенном троне в ярко-красном одеянии. Ее лицо было возвышенно-величественное, если не сказать гордое, а вокруг находилось множество молодых юношей, взиравших на нее с подобострастием. Сон почему-то был мне неприятен с самого начала: и мамино выражение лица, и ее окружение как-то диссонировали с тем маминым образом, который у меня сложился по предыдущим снам. Мама посмотрела на меня внимательно и грустно произнесла:
— Молодец, сынок, я горжусь тобой! Ты на верном пути. Вот, — указала она рукой на пустой трон поменьше, стоящий рядом, — приготовлен для тебя, скоро увидимся, — с этими словами мама начала смеяться, пока ее смех не перешел в громкий хохот. Я вскочил на кровати: часы показывали 3.15 ночи. Сказать, что на душе у меня было противно, значит не сказать ничего. Меня трясла мелкая дрожь, было так гадко, что хотелось забыться немедленно, прямо сейчас любым способом. Я уже дошел до холодильника и достал из морозилки запечатанную бутылку водки. Внутри боролись два человека. А я, как трехголовое чудовище, будто со стороны наблюдал разговор двух разумных существ, происходивший в моем сознании:
— Ну я же не думал, когда зарекался пить до воскресенья, что приснится такой отвратительный сон. Неужели прямо я осквернюсь от ста пятидесяти граммов? Неужели священник не допустит меня к Причастию? Что, это уж такое серьезное нарушение поста?
— Нет, я сказал, что пить не буду, значит, не буду! — Второй голос был мягким, но настойчивым.
— Да ладно, в конце концов скажу батюшке, ну что он запретит мне Причаститься? Да и не требовал он от меня не пить вообще эти дни! — Не унимался оппонент.
— Ну как же он не требовал? Он же сказал, что надо поститься, а спиртное — продукт по виду постный, но результат от него скоромный — это его слова.
— Хорошо, а как же теперь спать? Ну неужели так уж плохо выпить водки? Ну, а если выпить как снотворное, как лекарство?
Все это время я стоял перед открытым холодильником с бутылкой в руке. Само осознание подобного «разговора» неожиданно ввергло меня в шок, хотя я смутно помню, что и раньше нечто подобное было, может быть не так ярко, поскольку я не акцентировал внимания на подобной внутренней борьбе. Я перекрестился и обратился мысленно ко Господу: «Господи, помоги, худо мне!»
Перекличка голосов в голове прекратилась. Совершенно спокойно я поставил бутылку обратно в холодильник, а в голове возникла мысль накапать себе Валокордина, который я привез из Москвы. Так я и сделал. 45 капель сделали свое дело, и через 20 минут я спал как убитый до самого утра, и ни одно сновидение не посетило мою бедную голову.
Утром гнусный ночной сон не шел из головы. Я быстренько позавтракал и отправился на лимассольскую набережную. Прогуливаясь по променадной дорожке вдоль моря, я включил телефон и набрал номер Соколова.
— Денис, как хорошо, что ты позвонил! Я как раз хотел уточнить у тебя одну важную деталь, — искренне обрадовался звонку следователь.
— Да, Александр Иванович, слушаю вас внимательно.
— Денис, вспомни как следует, ты незадолго до того злополучного банкета встречался с Силиной?
— С кем?
— Ну с Еленой Силиной, вдовой Федота.
— Ах, простите, у меня Лена никак не ассоциируется с этой фамилией, — я невольно покраснел, — да, мы встретились случайно на Лубянке. Я ездил к одному из своих клиентов и уже шел обратно к машине, как меня окликнула Лена. Она приезжала по делам в какую-то контору и тоже шла обратно. Мы пообедали в ресторанчике неподалеку.