По лезвию судьбы
Шрифт:
— Ника…
Мои пальцы отправились в путешествие по любимому лицу, заставляя Мишу закрыть глаза. Высокий лоб, густые брови, длинные темные ресницы, лучики морщин в уголках глаз, красивые, четко очерченные губы. Я поерзала на его коленях, устраиваясь поудобнее и моментально почувствовала отклик горячего тела. Тот отклик рос с каждым мгновением, набирал силу, становился все более твердым, заявляя о своем намерении…
— Девочка моя, повтори, — прошептал Марсов, прижимая меня к себе. — Мне не послышалось?
— Люблю тебя, Марс, — выдохнула прямо в губы. Отдала
Сколько раз нужно повторить? Я готова. Тело стало таким легким, но кровь начинала закипать, разнося по артериям огонь желания. Руки подрагивали. Казалось, что с кончиков пальцев стекают горячие капли. Огненный Марс. Мой любимый.
Крепкие руки спеленали меня, лишили воли. Хочу… поцелуи, касание…все! Но… Словно ковш ледяной воды вылился мне за шкирку. Я огляделась. Так и есть: кругом камеры, даже в нашем темном углу маленький белый шарик ненавязчиво наблюдал за каждым движением посетителей.
Нет, не хочу так… Я вспомнила фото, которые день назад были присланы неизвестным абонентом на мой мессенджер. На всех — царевич Серковский. Четыре серии снимков с разными интерьерами и разными девицами, но все происходило в Китае. Да, любящий свободу Барс в свободное от подписания контракта время развлекался по полной программе. Наверное, этот «подарок» от «доброжелателя» стал последней каплей в принятии окончательного решения. Я удалила все «веселые картинки», не погружаясь в выяснение деталей — кто, зачем и почему. Если я хотела знак от Вселенной, то это точно был он, а появление беременной любовницы стало завершающим аккордом в моем коротком романе с Берсерком.
— Ника…
Наши губы были слишком близко, искушение — слишком велико, но я мысленно надавала себе пощечин: не хочу, чтобы у кого — то появился компромат на Марсова.
— Нет.
Я улыбнулась опешившему от отказа мужчине и ткнула пальцем в «око Саурона».
— Большой брат следит за нами.
— Поедем ко мне, — то ли просьба, то ли решение — непонятно. Марсов спустил меня с колен и встал рядом. — У тебя есть время? Сын дома один?
— У меня есть время, Миша, все в порядке, — я вложила пальцы в широкую горячую ладонь, ощущая, как по телу пробежал очередной табун горячих мурашек, поднимая дыбом тонкие волоски на руках. — Едем.
=41=
В большой машине Марсова слишком много места, мы так далеко друг от друга. Пристегивая меня ремнем безопасности, любимый лишь улыбнулся.
— Так надо, — кажется, он считывал мои мысли. Повернувшись к водителю, бросил короткое. — Домой.
— Понял, Михаил Матвеевич.
Точно! У меня вылетело из головы, что он пил… Бар… Вот же я раззява! Руки горели от желания прикоснуться к любимому, перед глазами мелькали картинки с цензом восемнадцать плюс, но максимум того, что я могла сейчас себе позволить — это гладить горячую ладонь, рисуя в ее центре сложные узоры, ненароком пробежаться по запястью, на котором бешено билась тонкая венка.
Атмосфера накалялась, воздух с каждой минутой становился все плотнее. Невысказанные слова, непроявленное желание, словно грозовые облака, висели над
— Ника… — Марсов рвано выдохнул, закрывая глаза. — Пощади, любимая. Мы почти приехали.
Приехали? Уже? Он помог выбраться из машины. Господи! Я чувствовала себя пятнадцатилетней девчонкой, которой предстояло первое свидание. Ноги подгибались, я спотыкалась на ровном месте. Только крепкая ладонь Миши, лежащая на моей талии, не позволяла упасть. Перед глазами — туман, в голове — белый шум, во рту — пустыня. Обратный отсчет до момента возрождения запущен. Три. Два. Один.
Входная дверь закрылась с мягким щелчком, и этот звук сорвал все тормоза, отключил предохранители.
— Ника…
Губы Миши обрушились на мои, и я отозвалась. Он пил мое дыхание, лишал последней капли воздуха, но в момент умирания делился своим. Нас закружило в жутком торнадо, в котором можно выжить только при одном условии: не выпускать друг друга. Из поля зрения, из объятий. Дрожащими руками я стащила с его плеч пиджак, начала расстегивать пуговицы на рубашке.
— Агр… — тихо рыкнул Марс, одним движением стаскивая ее через голову, окидывая меня потемневшим взглядом. — Ника, помоги. Разорву к чертям!
Мой костюм… брючный. Нужно его сохранить, чтобы я смогла вернуться домой одетой! Пока горячие ладони летали по моему телу, я справилась с пуговицами и молнией на собственных брюках. Когда мы оказались в спальне, полностью обнаженные? Как?
Не помню. Только его руки, глаза, губы. Везде! Горячо! Бесстыже и бесконечно откровенно!
— Не могу больше, — всхлипнула, направляя мужчину на себя. В себя. — Все потом. Пожалуйста…
— Моя Ника! Я сейчас сдохну… — прикусив мочку моего уха, он замер на мгновение, но затем медленно подался вперед. — Любимая…
Ласки прекратились, но взамен пришло новое ощущение.
Чувство наполненности, полного единения. Да-а-а! Так и должно быть! Так — правильно! Крупное, горячее тело укрывало меня лучше всякого одеяла, завораживая запахом, обжигая страстью. Бешеная пульсация — одна на двоих в сердечном ритме и там, где мужчина соединился с женщиной. Мир — это мы, все остальное не имеет значения.
— Смотри на меня, Ника…
Голос хриплый, слова едва слышны, синяя радужка глаз залита тьмой желания. Темп нарастал, выбивая из легких последний воздух, лишая сил. Я стонала в надежных руках, открываясь навстречу любому движению. Улетала в космос, в котором не была одинокой, возвращалась обратно в надежные руки. Умирала и возрождалась к новой жизни.
— Любимая, — выдохнул Марс.
По его телу прошла волна спазма. Закрыв глаза, он прогнулся в спине и с тихим рыком обрушился на меня, удерживая себя на локтях.
Запах любви, желания, страсти заполнял легкие. Густой, вязкий, как масло.
В эту ночь меня любили, ласкали, нежили. Изводили в муках ожидания, доводили до сумасшествия яркими фейерверками разрядки.
— Девочка моя, — счастливо ворчал Миша, унося меня на руках в душ и через час возвращая обратно в состоянии тряпочки. Бережно уложив себе под бок, он накрыл нас одеялом. — Все для тебя, любимая.