По нехоженной земле
Шрифт:
он, иногда уступами, местами почти отвесно, поднимался прямо из моря на несколько
сот метров. Его громада была необычайно внушительной. И нам, еще не видевшим на
Северной Земле ничего похожего, он показался прямо-таки величественным.
— Вот это земля! Настоящая! — как и утром, продолжал восторгаться Журавлев.
Мы прошли вдоль скалы и увидели, что за ней берег поворачивал на юго-восток.
Вдоль берега шла широкая терраса, а за ней тянулась к югу
скалистых обрывов высотой на сотни метров. Кое-где видны были долины, по которым
спускались языки ледников, но нигде в пределах видимости они не достигали моря.
Неподалеку на 35—40 метров возвышалась стена одного из ледников, доходившая
только до террасы. Поверхность террасы покрывал щебень, чередующийся с
совершенно гладкими площадками. Это были следы отступившего внутрь Земли
ледника. На север, восток и юго-восток лежали морские торошенные льды. Только на
северо-западе, километрах в семи, виднелось несколько маленьких скалистых
островков, а за ними высилась гора, замеченная нами еще утром. Севернее ее лежала
белая дымка тумана, и определить, куда дальше уходил берег, было невозможно.
Доехав до ближайшего из островков, мы под его обрывистым берегом разбили
свой лагерь. Здесь я решил оставить продовольствие и вернуться на базу. От нее мы
прошли за 11 дней километров 170—180 и, следовательно, на это расстояние
выдвинули исходную точку наших будущих маршрутных работ.
Пора было подумать о возвращении. Керосина оставалось на трое суток. Мы
знали, что если не помешает непогода и мы сумеем благополучно миновать скопление
айсбергов, то с пустыми санями сможем без особого труда за трое суток пройти
расстояние до главной базы. В крайнем случае, примерно в 100—120 километрах от нас
находился склад на мысе Серпа и Молота.
Погода весь день баловала нас. Возбужденные своим открытием, мы и из лагеря
еще долго любовались возвышающейся из моря грандиозной скалой. [169]
Солнце зашло в седьмом часу вечера. Близился полярный день. Солнце было где-
то близко за горизонтом. Поэтому северный сектор неба полыхал оранжево-красной
зарей, а на юге в это время расстилалось темное небо с яркими звездами. Странная
картина! Но ведь мы находились за 80-м градусом северной широты. А здесь много
бывает необычного. Разве не странно, что сегодня нас не тянуло ни в палатку, ни к
примусу, ни к теплу спальных мешков, хотя термометр и показывал — 37,8°.
К ужину по случаю торжественного дня я вынул заветную фляжку. Она лежала на
санях в закрытом ящике. В
обрадованный неожиданной возможностью осуществить мечту, осторожно нагнул
горлышко фляги над кружкой. Но, к удивлению, он увидел, что осторожность была
излишней. Из фляги не вытекло ни капли. Подозрительно взглянув на меня (не обман
ли?), он начал энергично трясти посудину. Только после этого из горлышка фляги
показалась густая, тягучая масса. Это и был 60-градусный коньяк. От мороза он
превратился в какую-то кашицу.
После хорошей дозы коньяку, вполне удовлетворенные походом, мы залезли в
спальные мешки, забыли о морозе и крепко заснули.
И все же ночью нас несколько раз будил треск льда. Время от времени, как
отдаленный гром, слышались глухие раскаты. Под палаткой во льду пробегала дрожь.
Потом раздавались скрип и шипение. Что это? Поднимает лед приливом, или давит на
него ледник с северо-запада, а возможно, нажимают с моря пловучие льды? Все это
мало беспокоило нас, и мы вновь засыпали.
* * *
Утром 18 марта мы, как и накануне, видели солнце и голубое небо. Только к
северу попрежнему лежала мгла и мешала рассмотреть там берег. Мороз достиг 39°.
Вскоре после нашего выхода потянул северо-восточный ветерок и сделал мороз еще
более чувствительным. Воздух наполнился бесчисленными мельчайшими ледяными
иголками. Они кружились, летали и горели в лучах яркого солнца.
Собаки с пустыми санями, подгоняемые морозом и попутным ветерком, бежали
играючи. Нам оставалось только править да время от времени спрыгивать с саней и
греться. Благодаря хорошей видимости мы могли смело пересекать заливчики, срезать
мысы и, прижимаясь к берегу, обходить айсберги. Теперь, глядя на узкие переулки,
отвесные стены [170] и нагромождения льдов, мы только удивлялись, как вообще могли
пройти здесь с гружеными санями.
К вечеру, сделав километров 80, остановились на ночлег у мыса Октябрьского.
Долго в палатке горел примус. Мы уже не экономили керосин, знали, что в 25
километрах находится продовольственный склад, и на знакомой дороге, с пустыми
санями, нас не могла удержать никакая непогода.
На следующий день сделали рекордный переход. Видя, что хорошая погода
удержится, мы решили не заходить на мыс Серпа и Молота и от мыса Октябрьского
взяли курс на юго-запад, прямо на нашу базу.
Прошли 90 километров и к полуночи 20 марта были уже дома: жмурились от