По обе стороны горизонта
Шрифт:
Серегину свадьбу сыграли весело. В его, казавшейся мне всегда большой, квартире вдруг оказалось тесно. Много пели, пили, танцевали, а когда все разошлись, Серега отвел меня в сторонку и произнес странную фразу: "Имей в виду. Я продал душу Дьяволу, и ты вскоре получишь такое предложение".
К утру все устали от веселья, и я не был настроен на серьезный лад. То, что он мне сказал, показалось чушью, и я об этом сразу забыл.
Под колпаком
Вместе с тем, в последнюю пару недель вокруг меня совершались какие-то странные события. Каждое из них не имело никакого самостоятельного значения, но вместе они выстраивались в довольно-таки странную цепочку. Все началось с того, что, когда я впервые этой весной сел на свой мотоцикл, меня чуть ли не на первом же километре остановил милиционер. Нарушил я что-нибудь или нет, не имело особого значения. Был бы мотоциклист, а нарушение всегда найдется, так считали все постовые милиционеры. Мы – мотоциклисты – конечно же не были ангелами и, не питая любви к стражам порядка,
В другой раз я шел на какую-то вечеринку, и мне надо было купить бутылку шампанского. В магазине в винном отделе извивалась и гудела по-настоящему живая очередь. Чтобы ее выстоять, надо было потратить не менее часа, которого у меня в запасе не было. Я решил взять бутылку без очереди. Для этого надо было вовремя протянуть зажатые в кулаке деньги продавцу и прокричать: "Без сдачи!" Продавец должен был успеть понять, что в моем кулаке зажат его кровный рубль, и схватить деньги, пока очередь не отбросит меня от прилавка. А там уж продавец сумеет вручить мне покупку. Я довольно ловко проделал этот известный в то время трюк, но в самую последнюю секунду из очереди в сторону моего лица полетел здоровенный кулак. Мое богатое воображение сразу представило печальное зрелище расквашенной физиономии, с которой на вечеринку не явишься даже с бутылкой. Но кулак до меня почему-то не долетел. Наоборот, его владелец вдруг вылетел из очереди вслед за ним, влекомый крепким мужчиной, который буквально нарисовался рядом со мной. Я не стал разбираться, что и почему, а схватил бутылку и отправился дальше по своим делам.
Несколько дней спустя, возвращаясь поздно вечером с работы, я решил не ехать на троллейбусе, а пройтись пешком по весеннему городу. На темной улице из подворотни мне навстречу вышел мужичок, за ним двое парней. Обычный разговор. Нет ли закурить? При этом двое заходят сзади. Все ясно. Вспомнились детские шалости в наших проходных дворах. Но против троих не устоять. Надо либо бежать, либо с чем-то расстаться. И то, и другое било по самолюбию. Пока я размышлял на эту тему, параллельно ведя беседу с грабителями, обстановка вдруг резко изменилась. За спиной мужичка появились две фигуры в штатском, которые быстро приближались. Один из парней крикнул: "Атас!" И все трое попытались скрыться в подворотне, откуда и появились. Но оттуда, тарахтя, выкатился милицейский мотоцикл. Одного грабителя милиционеры повязали, остальные сбежали, а я пошел дальше, думая, что все-таки моя милиция меня бережет. Мужчины в штатском у меня в памяти в тот раз не отложились. Но чуть позже, в последующие дни, я стал замечать, что за мной где-то сзади или сбоку постоянно находятся две фигуры в почти одинаковых плащах. В то время особого разнообразия в мужской одежде не наблюдалось, но эти двое все же выделялись своей одинаковостью. Я все чаще замечал их присутствие и начал понимать, что за мной следят.
Не чувствуя за собой никакой вины, я не испугался слежки, хотя из детективной литературы знал, что она лишь предвестник будущих событий. Потом объект слежки либо арестовывают, либо убивают. Правда, бывают случаи, когда объект находит способ обмануть своих преследователей и исчезает сам. Ни один из этих сценариев меня не устраивал, но я об этом особенно и не размышлял. Ну, следят. Скорее всего, по ошибке. Для начала я решил оторваться от них на мотоцикле. Это удалось без труда. Довольный собой, я кружным путем приехал в институт, где меня спокойно ждали мои соглядатаи. Они уже хорошо изучили маршруты моих поездок, а менять свой образ жизни, чтобы избавиться от них, я не собирался.
Возвращаясь вечером домой, я зашел в булочную напротив своего дома. За мной в очереди оказался парень, которого я где-то, когда-то видел. Выбрав подходящий момент, он шепотом произнес: "За тобой следят, – и без паузы, – с тобой хочет встретиться Федор Иванович. Сегодня в десять в нашем проходном дворе".
Я сразу понял, о каком дворе идет речь, но вот встречаться с этим недорезанным бандитом мне совсем не хотелось. До назначенного времени оставалось еще часа полтора. Этого времени было достаточно, чтобы принять решение идти или не идти. На самом деле, я с самого начала знал, что пойду, и только обманывал себя, имитируя размышления. Интересно, как будет обставлена встреча. Федор Иванович знает, что за мной следят, значит обманывать филеров – его задача. Интересно, как он это сделает? Перспектива снова побывать на воровской малине меня не радовала, но любопытство побеждало здравый смысл: а вдруг, он
В проходном дворе было почти совсем темно, и я едва удержался, чтобы не закричать, когда чья-то сильная рука потащила меня в дыру в заборе. Человек, сделавший это, приложил палец к губам и жестом пригласил меня следовать за ним. Через щель в заборе я увидел, что мое место заняла мужская фигура в таком же, как на мне плаще. Филеры проследовали за ней. Выждав пару минут, мы вышли из-за забора и, пройдя метров триста, сели в подъехавший сзади Москвич. Машина, гремя суставами, выкатилась на Садовое кольцо и почти сразу остановилась у тротуара в хвост черной Волге, в которую мне предложили сесть. Игнорируя правила уличного движения, Волга перестроилась в левый ряд и, развернувшись в неположенном месте, помчалась по пустому городу. Поездка заняла всего несколько минут. Машина свернула с Садового кольца на Кутузовский проспект, а затем юркнула под арку одного из домов. На воровскую малину это не походило. Водитель проводил меня до квартиры, кажется, на шестом этаже и ушел вниз. Дверь открыл сам Федор Иванович. Об этом я догадался только потому, что к нему и шел. Иначе я никогда не узнал бы в этом по-домашнему, но элегантно одетом человеке бандита с чердака моего родного дома. Мы прошли через большой холл и очутились в кабинете с огромным письменным столом в центре, окруженном шкафами с книгами. Хозяин уселся в кресле, а мне предложил устроиться на диване, половину которого тоже занимали книги. Видя, что я с удивлением озираюсь по сторонам, он улыбнулся и заговорил о себе.
– Ты, наверное, ожидал увидеть меня в иной обстановке. Где-нибудь на воровской малине, в окружении пьяниц и хулиганов. Не все так просто в этой жизни. Никогда нельзя судить о человеке по его внешности, одежде, да и по обстоятельствам, в которых с ним встретился впервые. Я думаю, тогда, лет десять тому назад, найдя меня на чердаке, ты принял меня за бандита, а помог мне из простого человеколюбия. Мне тогда очень нужна была твоя помощь и не только из-за ранения. Бандиты должны были принять меня за своего, и ты, сам того не понимая, прекрасно сыграл свою роль. Теперь ты понимаешь, что я не из того лагеря, а к чему был тот маскарад, я и сейчас тебе сказать не могу. Знай только, что тогда ты сделал нужное и полезное дело лучше, чем это могли многие взрослые. Напугался, конечно, не без этого, но действовал четко и самостоятельно. Короче, все эти годы я считал, что перед тобой в долгу. Может, пришла пора долг этот тебе отдать. Говорю с тобой откровенно. Надеюсь, что ты сохранил в себе способность молчать, когда надо, а то нам обоим не поздоровится. Так вот, прежде всего, надо молчать о том, что ты здесь был, со мной говорил и вообще, что когда-либо знал о моем существовании. А сказать мне сейчас ты должен, за какие такие грехи за тобой установлена слежка, и не кем-нибудь, а службой внешней разведки. Эти люди на пустяки не размениваются, а следят так грубо, когда хотят своего подопечного на что-то спровоцировать или напугать. Говори, что натворил, попробую тебя выручить.
Я был на все сто уверен, что ни в чем не провинился, но когда такой человек задал мне этот вопрос, сам усомнился в своей безгрешности. Так я и сказал Федору Ивановичу.
– Ну, если и вправду не знаешь, в чем провинился, расскажи, как жил в последние годы, что делал, с кем общался. Может быть, я сам пойму, в чем дело.
Федор Иванович очень внимательно выслушал мой рассказ, иногда переспрашивал, просил назвать имена тех, с кем я более всего контактировал в последние годы. Я рассказал все, что сам знал о себе, не упомянув ни разу Нину. Я не мог говорить о ней ни с кем и не стал бы делать это ни при каких обстоятельствах.
Мой рассказ, хоть и не внес ясности, но заставил Федора Ивановича задуматься. Он попросил меня подробнее рассказать о Сереге и нашей с ним рыбной эпопее. Я добавил ряд деталей, в том числе, рассказал про осетров, осетрину и черную икру.
– Похоже, именно в икре собака зарыта, – подумав, сказал Федор Иванович, – им всегда деньги нужны, и не рубли, а доллары. Не исключено, что они из-за этого на вас глаз положили, и деваться вам от них будет некуда. Или будете петь под их дудку, или исчезнете бесследно. Третьего не дано. Если хочешь, можешь с моей помощью исчезнуть хоть сейчас. Получишь новое имя, новую биографию и заживешь припеваючи где-нибудь в другом месте.
От такой перспективы меня всего передернуло. Я наотрез отказался. Зачем я буду ломать жизнь себе и своим родителям только потому, что кому-то нужны деньги, вырученные от продажи еще не добытой никем икры.
– Ты прав, ты прав, – несколько раз повторил, как бы про себя, Федор Иванович.
– Ну, что же, мой долг остается при мне. Бог даст, еще встретимся.
Мы тепло распрощались, и я отправился в обратный путь. На этот раз черная Волга довезла меня до большого многоэтажного дома на Садовом кольце близ Курского вокзала. Мы вошли в крайний подъезд дома, выходящий в переулок, а вышел я уже один через другой подъезд в середине здания, где меня терпеливо ждали до боли знакомые топтуны. Вся моя поездка в гости к таинственному Федору Ивановичу заняла два часа и была обставлена в лучших традициях детективного жанра.