По обе стороны горизонта
Шрифт:
Очень интересным был еще один преподанный мне сюжет. Он касался становления уже нашей цивилизации около десяти тысяч лет назад. Тогда по земле рыскали тысячи полудиких голодных племен, не знающих прошлого и не понимающих настоящего. Некоторые из этих племен возглавили хранители знаний. Научили их созидательному труду и военному искусству, а сами стали родоначальниками будущих известных всем династий. Отсюда и династические браки, через которые на протяжении тысячелетий передавалась мудрость и знания, и законы о престолонаследии, и даже право первой ночи, которое в последние столетия стало рассматриваться как пережиток феодализма. На самом деле, ребенок, рожденный от хранителя знаний, не сохраняя наследственной памяти, получал взамен острый ум, мудрость и долголетие, ставящие его в жизненной иерархии на более высокую ступень. Хранители знаний должны были идти по пути династических браков, чтобы сохранить свои незаурядные способности, а вместе с ними и власть. На первых порах все, а в дальнейшем большая часть при- ближенных к правящим династиям сами происходили от хранителей знаний и были надежной опорой тронов. Только в последние
Конечно, мне было очень интересно узнать их мнение о путях дальнейшего развития того мира, той цивилизации, к которой я сам принадлежал, но мне все же хотелось еще кое-что узнать из прошлого. Неужели за все эти тысячелетия сами хранители знаний не поддались соблазну продолжить влияние на нашу машинную цивилизацию, задал я вопрос, почти наверняка зная ответ. "Да, конечно, соблазн был, он есть и сейчас, особенно у наших собратьев, живущих среди вас. Сейчас они обычно становятся мудрыми политиками или крупными учеными. Но в прошлые века случалось и другое, когда выходцы из нашей цивилизации пытались изменить ход истории вашей. Так было, когда мы попытались создать более цивилизованные религии. Да, язычество, человеческие жертвоприношения мы победили, но мир раскололся, в большей или меньшей степени сплотившись вокруг нескольких непримиримых религий, имеющих единую, заложенную нами основу, по замыслу призванную сплотить всех людей мира – так что результат вмешательства оказался скорее отрицательным. Помимо этого, достаточно часто представители нашей цивилизации вмешивались в вашу жизнь по собственной инициативе. Некоторые из них становились диктаторами и приносили неисчислимые жертвы и тем народам, которых они возглавили, и их соседям.
Последний вопрос, который я задал, касался Бога – так есть он все-таки или нет, и получил короткий, но исчерпывающий ответ: Бог есть, он в каждом из нас. После такого ответа я не ждал дальнейших разъяснений, но они неожиданно для меня пришли. В вопросе о Боге сложилась большая путаница в ваших головах. Лучше всего на этот вопрос дает ответ христианская концепция Святой Tроицы – триединства Отца, Сына и Святого Духа. Святой Дух – поле сознания, которое было привнесено на нашу планету вместе с разумом, и они не существуют по отдельности. Соприкоснуться с полем сознания теоретически может каждый через молитвы, углубленное самосозерцание, через настойчивое, длительное размышление по любому вопросу. Не всем дано достичь такого уровня самоусовершенствования, но те, кому это удается, соприкоснувшись с полем сознания, получают очищение, просветление мыслей, озарения. Некоторые при этом приходят к святости, дру- гие – к знаниям, талантам. Ни одно открытие, изобретение, создание шедевров в искусстве не проходит без соприкосновения со Святым Духом. Но Он, в то же время, не источник знаний, не справочник и не энциклопедия. Из него можно черпать только силу творить, используя свой собственный дух – вот почему Бог в каждом из нас.
Племя отошло ко сну. А я долго ворочался, пытаясь привести мысли в порядок. Что здесь правда, а что желаемое, выдаваемое за действительность. Может ли вообще существовать здесь, на Земле, какая-то другая, параллельная нашей, цивилизация. Ответ не приходил, и было неясно, существует он вообще или нет. В конце концов, я заснул, а когда открыл глаза, то увидел себя в полном одиночестве. Племя исчезло, растворилось в дымке леса, и я теперь уже не был уверен, не приснилось ли мне все это.
Я пошел строго на юг. Через несколько часов показался берег реки. Спутать ее с какой-либо другой рекой было невозможно. Грязновато-бурый поток мог быть только рекой Оранжевой. Берега реки заросли кустарником, и я долго не мог найти открытое место, где меня могли бы увидеть с воды. Наконец, нашелся каменистый мыс, выдававшийся достаточно далеко в воду. Я уселся на камень и принялся ждать. Просидев часа три и не увидев ни одной лодки, я уже собрался пойти поискать что-нибудь съедобное, как вдруг послышался гул лодочного мотора. Я встал на камень, достал пистолет и принялся ждать появления лодки. Подняв руку вверх, так, чтобы это было видно с лодки, я дважды выстрелил. Лодка сбавила ход и повернула к берегу. В ней было трое. Один из них, сидящий на носу, встал на ноги, держа в руках карабин. В ответ я бросил в сторону пистолет, расстегнул ремень и, положив его на землю, поднял руки. Лодка ткнулась носом в берег, и тот, что сидел на носу, оставив винтовку в лодке, выпрыгнул на берег. Подойдя по- ближе, он критически оглядел меня и задал естественный вопрос:
– Ты кто такой и как здесь оказался?
Я назвал себя и попросил вывезти меня отсюда. Как можно скорей. Услышав, что я говорю по-английски, он прекратил расспросы, подобрал мой пистолет и пояс и кивком головы предложил сесть в лодку, что я и сделал, не медля. Лодка отошла от берега на веслах и, пока не завели мотор, я коротко поведал им свою историю. Оказалось, что ее начало было им известно из газет, которые писали о моем исчезновении. Считалось, что грабители не только сожгли мою машину, но и убили меня. Мое появление здесь они сочли чудом. Они сообщили, что мои компаньоны объявили крупную награду за любые сведения обо мне. Потом они выделили из своих запасов штаны и рубашку, а также предложили еду. Понимая, что мне еще долго придется привыкать к обычной европейской кухне, я взял пока только два сухаря. Ничего вкуснее я в жизни не ел.
Я не буду в деталях рассказывать о своем возвращении в Кейп- таун. Все было очень просто. Геологи, которые подобрали меня на реке, доставили мою персону в отель ближайшего населенного пункта
Друзья привезли меня в дом Алонсо, где за обедом мы обсудили наши будущие действия. На прошлой жизни была поставлена жирная точка, а новая еще только начиналась. Предстояло жить и работать на новом месте, в новых условиях и решать новые проблемы.
За что?
Из окна моего маленького гостиничного номера открывается чудесный вид на океан, точнее, на два океана сразу: Индийский и Атлантический, которые соединяют свои воды именно здесь, у мыса Доброй Надежды. Бескрайняя голубизна океана причудливо окаймлена прибрежными скалами, которые спускаются к воде, сбегая с величественных и диких гор континента. Буйная тропическая растительность гнездится на скалах везде, где ей удается отыскать клочок земли и каплю пресной воды, чтобы занять свое собственное место под палящими лучами Солнца. Всего этого великолепия, однако, я не видела, но имела о нем представление со слов милейшей миссис Паркинс, которую я совсем не знала, но которая в тяжелый момент моей жизни добровольно взяла на себя все хлопоты обо мне. Она доставила меня в этот отель на краю Кейптауна, называя его не иначе как чудесным уголком, и сдала на попечение его владельца и персонала. Нет, она не бросила меня здесь одну. Каждый день она навещала меня, стараясь принести с собой что-нибудь вкусненькое, и болтала, болтала, не переставая. Я невольно прислушивалась к ее болтовне, понимая, что она для меня на сегодня единственный тоненький мостик к окружающей жизни, из которой я выпала под неумолимым и нежданным ударом судьбы.
Она болтала обо всем, что ей приходило в голову в данный момент. О погоде, как это принято у нас в Англии, но там это имело смысл – погода у нас менялась по несколько раз в день, а здесь была стабильной и всегда хорошей, о ценах на молоко и хлеб – вот они-то, похоже, вели себя как погода у нас дома. Она пересказывала мне городские сплетни, называя массу имен и фамилий людей, которых я никогда не знала. С особой желчью она говорила о черных, которые постоянно устраивали безобразия в городе. На них не было управы. Ее болтовня, которую я выслушивала с закрытыми глазами, сливалась для меня в ровный звуковой фон. Он успокаивал меня. Когда она, наконец, уходила, я вздыхала с облегчением, но тут же начинала ждать ее следующего визита, чтобы снова погрузиться в монотонное журчание ее речи, продолжая предаваться уже ставшему привычным занятию – лежанию в постели и созерцанию вида из окна. С кровати не были видны те красоты, о которых рассказывала миссис Паркинс. Я довольствовалась только кусочком голубого неба и верхушкой пальмы, ветви которой раскачивались под порывами ветра. Иногда в окне появлялось облако, парящая птица или целая стая птиц – это уже было событием. Ночью в окно заглядывали звезды, а иногда приходила в гости Луна. Я все время ждала, что в окне появится что-то новое и даст ответ на постоянно мучивший меня вопрос, как могла я, приличная анг- лийская девочка, нет, уже не девочка и не девушка, а вдова, оказаться здесь, на краю земли, одна, и что мне теперь делать? Но ни птицы, ни звезды, ни облака, ни даже Луна не желали вникать в мои проблемы и, тем более, искать из них выход. Мне становилось нестерпимо жалко себя и, не удерживая слез, я предавалась воспоминаниям, ища в прошлом решение тех проблем, что непреодолимой преградой встали передо мной.
Я родилась в тихом районе Лондона, который еще недавно был фешенебельным пригородом. Город, развиваясь, поглотил его. Старинные, построенные еще в семнадцатом-восемнадцатом веках дома обветшали и утратили былое величие. Наш дом, построенный в конце семнадцатого века сэром Джеймсом Хепберн, не был исключением. Дж. Хепберн получил рыцарское звание в награду за важную услугу, которую он оказал королевской фамилии, вылечив от тяжелого недуга наследного принца. Он был лекарем, как и все мужчины в роду Хепбернов. Их портреты кисти неизвестных мастеров в тяжелых рамах украшали нашу гостиную и библиотеку. Лица на портретах были исполнены величия, но не лишены доброты и даже некоторого лукавства, которые я всегда чувствовала в своем отце. В детстве я часто разговаривала с портретами, и мне казалось, что они тоже говорят со мной.
Местная церковная община хранила записи о моих предках, начиная с шестнадцатого века, что было обычным делом в нашем районе. Вообще, родословную каждого человека, наверное, можно проследить до Адама и Евы, но не все хранят память о своих предках с таким рвением и скрупулезностью, как делаем это мы – англичане.
Мой отец – Генри Хепберн, следуя традициям отцов, тоже стал врачом. При высадке союзников в Нормандии в 1944 году он вместе со своим полевым госпиталем попал под артиллерийский обстрел и получил множественные осколочные ранения в руку, голову и спину. Более года проведя в госпиталях, теперь уже в качестве пациента, в одном из них он встретил мою будущую маму – Луизу Старк, которая работала там сестрой милосердия. Они поженились в конце 1945 года, но я появилась на свет только в 1949.