По обе стороны любви
Шрифт:
— Седина, да? Сильно заметно? — вздохнула Вероника и посмотрелась в сияющий бок блендера.
— И седина, да. И вообще… Ты оглянись — кто сейчас свой натуральный цвет носит? Цвет волос — он должен зажигать! Стимулировать! Возбуждать! Хотя бы свою хозяйку. Тебе можно «гранат» или «красную ночь»… Приличной знакомой парикмахерши, конечно, не завела?
Вероника виновато пожала плечами.
— А моя Анечка как раз в декрете, и Вика, как назло, в отпуске… Домой, что ли, пригласить в воскресенье? Если успеем после
— Ко мне домой?
— Да не к тебе, не бойся… Я-то в отличие от некоторых стригусь регулярно!.. Короче, надо будет еще долларов двадцать.
— Ну, раз надо… постараюсь как-нибудь… Ой, подожди, а книги! Мне же еще в книжный надо, срочно! — спохватилась Вероника.
— Это еще зачем?
— Святослав Владимирович сказал. Ну, режиссер! Был такой поэт, Уильям Блейк, так он еще писал картины о Данте! В смысле иллюстрации к «Божественной комедии». И кстати, у них с Данте явное сходство судеб! В библиотеке про него, конечно, ничего, а вот в «Книгомире», говорят, можно найти. А то я совершенно без понятия… Опозорилась — кошмар! Он так посмотрел — ладно, мол, училка, что с тебя возьмешь!
— Так! Все ясно, — отчеканила Светлана металлическим голосом. — А теперь слушай меня: Уильям Блейк отменяется до лучших времен. А у тебя, подруга дорогая, финансовый кризис и срочные капиталовложения. Усвоила?! По одежке протягивай ножки!
…Вечером в воскресенье Вероника возвращалась домой опять-таки в образе проигравшегося Николая Ростова. Пакет с покупками оттягивал руку преступно-сладкой тяжестью. Какой там секонд-хэнд?! Не хватало еще врать собственным детям…
Дверь открыл Николай.
Этого-то как раз и недоставало!
Он как-то странно смотрел — будто не узнавал ее.
— Коль! Это все Светка меня с панталыку сбила… для презентации! — пробормотала она, протягивая пакет и ненавидя себя от всей души.
Последовала минутная пауза — муж оценивал ситуацию.
— А ну, прикинь! — велел он, вынув пиджак и протянув ей.
Затем отступил на шаг. Осмотрел ее со строгим лицом, поправил лацкан и подвел к зеркалу.
Вероника осторожно покосилась на изображение.
Потом шагнула поближе и остановилась в изумлении.
Напротив стояла незнакомая женщина.
Она была гораздо выше и стройнее Вероники.
Моложе лет… ну, минимум на семь.
С совершенно другим взглядом из-под приподнятых бровей.
С озорной и изящно растрепанной шапочкой волос цвета спелой вишни.
С улыбкой не растерянной и извиняющейся, а уверенной, немного лукавой и даже… победной, что ли?
И только в самой глубине глаз пряталось что-то знакомое.
Ни за что никогда Вероника не узнала бы теперь себя в толпе!
Пожалуй, ТЕПЕРЬ она была похожа на… Неужели?!
Она оглянулась на мужа, как бы ожидая ответа на свою мысль, и тот утвердительно кивнул головой.
А потом
— Девки! А ну-ка, быстро сюда! — И, переждав топот и восторженный визг, осведомился: — Ну-ка, говорите — кто у нас мать теперь?
— Мама писатель! — завопила Маришка и заплясала на месте.
— Ох и бестолковщина! Учишь-учишь вас… Ну-ка вспоминайте — пьесы пишет кто?
— Драматурки! — выпалила Туська.
Глава 25
Настали и промелькнули куцые осенние каникулы, за которые дети традиционно не успевали нагуляться, а учителя — написать все положенные отчеты по первой четверти, убрать мусор на дачных участках и наконец-то закончить начатый летом ремонт квартир. Но по счастью, следом за первой четвертью начиналась вторая, замечательная тем, что длилась на две недели меньше первой и заканчивалась полноценным десятидневным перерывом.
А пока что жизнь в школе, приостановившаяся было на недельку, снова тронулась с места и потекла как обычно, в русле календарно-тематического планирования и графика внеклассных мероприятий.
В понедельник в учительской на доске с расписанием повесили объявление:
Вниманию классных руководителей!
11 ноября — театральный день
1-5-е кл. — 10.00
6-8-е — 14.00
9-11-е — 18.00
На переменах учителя деловито сновали мимо, изредка, впрочем, притормаживая у расписания, чтобы ознакомиться с информацией и досадливо буркнуть: «Ну вот, еще один день коту под хвост!» или «Опять этот сумасшедший дом!»
И практически никто, по наблюдениям Вероники, не осознавал, что косо пришпиленный листок — это, в сущности, не что иное, как пропуск в ИНОЙ, ВЫСШИЙ мир!
Сама она довольно долго стояла перед доской, изумляясь: до чего же просто, оказывается, попасть Туда! Оказывается, простых смертных Туда практически постоянно приглашают! То есть буквально сдаешь пальто в гардероб, осторожно погружаешься в шершавое красное кресло — и ты уже ни много ни мало — Там!
Понятно, что с некоторых пор она не могла не подчиняться законам Того мира, которому отныне принадлежала целиком и полностью.
Далеко позади, за порогом зрительного зала, осталось унылое учительское бытие. Напрочь забыла она вытягивать шею, делать зверское лицо и шипеть то направо, то налево: «Ну-ка, закрыли рты!» и «Перестань сейчас же!» И вообще на своем месте она усидела лишь до того мгновения, пока люстра и настенные светильники не начали гаснуть — так медленно, томительно, завораживающе…