По обрывистому пути
Шрифт:
Сима, которая дома дала было волю слезам, постепенно успокоилась и после обеда читала «Обрыв», когда к ней одна за другой начали приходить гимназистки.
— Я думала, что ты, уходя, запоёшь «Марсельезу». Я так и решила, что в этом случае вместе с тобой подхвачу — пусть выгонят! — заявила Маня Светлова.
— Гимназисты советуют нам объявить забастовку, пока не добьемся твоего возвращения, — говорила вторая.
— Правильно было нам всем собрать книги — да по домам! На цветы собирали все.
— Тут поп и Цесарка во всем виноваты…
— Ну, баронесса сама-то мандрила с лорнетом! — спорили девочки.
Софье Петровне с трудом удалось убедить их в том, что прежде решения педагогического совета в забастовке нет никакого смысла.
После ухода девочек пришли гимназисты. Их было четверо: Сережа Родзевич — вихрастый и решительный парень, Сеня Цветков — юнец с большой головой на тоненькой шее, в очках и с пушкинскими бакенбардами и близнецы-восьмиклассники Ваня и Миша Малинины, дети пароходского машиниста…
— Мы, Сима, пришли вам сказать, что мужская гимназия уважает ваш смелый поступок, — ещё в прихожей, с порога начал торжественное слово Сеня Цветков. — Мы гордимся, что среди нас, учащихся гимназий, есть молодежь, способная дать пощечину всякому лицемерию и ханжеству. Вы показали пример гражданского мужества, и честности. Мы пришли поблагодарить вас за это от лица гимназистов трёх старших классов.
— Входите, друзья. Господа, входите, — позвал Викентий Иванович. — Что вы, Сеня, так церемонно? Мы очень рады, что вы одобряете Симочку. Мы дома тоже её одобряем.
— А мы в этом совершенно уверены, Викентий Иванович, — ответил Сережа Родзевич. — Потому и Сима такая хорошая, что вы с Софьей Петровной её воспитали.
— Ты, Сереженька, и для нас, стариков, принес доброе слово? Спасибо! — сказала растроганная Софья Петровна.
— Мы и Васю ведь знаем, Василия Викентьевича, — сказал один из Малининых. — Сима с Василием Викентьевичем доказательство того, что вы растите только честных и мужественных людей.
— Какие вы, господа, все хорошие! — произнесла растроганная Симочка. — Раздевайтесь, снимайте шинели, входите. Идите ко мне.
— Викентий Иванович, мы, гимназисты старших классов, в ответ на произвол госпожи баронессы хотим организованно протестовать телеграммой министру, — сказал Сережа, направляясь в комнату Симы.
Фотин усмехнулся:
— Это какому же министру «протестовать»?
— Разумеется, просвещения, Боголепову! — подхватил Сеня.
— Н-да… — задумчиво сказал Фотин. А я вот думаю, что его высокопревосходительство за Серафиму не заступится, даже наоборот — одобрит начальство, а вас из гимназии выгонит, всех протестантов зелёных. Господин министр уже показал свой нрав на студентах. Разве вам неизвестно?
В это
— Господа, господа, покушение! Вы ещё не слыхали?! В Петербурге ранен студентом министр просвещения Боголепов! Молодежь закипела! Вы слышите, господа…
— Ур-ра-а! — раздались в ответ на эту бурную реплику юные голоса из комнаты Симы.
Федот Николаевич осёкся.
— Господа, что такое?! — спросил он, растерянно обратившись к старшим Фотиным. — Кто там у вас?
И когда распахнулась дверь в Симину комнату, он покачал головой:
— Ай-яй-яй! Да какие же вы неразумные и зелёные, милостивые государи! Чего вы кричите? Да разве так можно кричать, господа дорогие?!
— Это мы нечаянно, Федот Николаич. Извините… Викентий Иваныч, как ведь к слову-то вышло, — сказал Сережа. — Невольно и сорвалось…
— А по какому же поводу, разрешите узнать, ликованье? Может, и мне покричать? — строго спросил Лихарев.
— Да нет, это так, Федот Николаич. У нас тут секрет, — нашлась Сима.
— У них тут гм… гм… своё… молодежь! — подтвердил Фотин. — Пройдемте, Федот Николаевич, в кабинетик. Так-так… в кабинетик…
Мужчины ушли, а Софья Петровна, сдерживая улыбку, шепнула:
— Ох, какие же вы нехорошие дети! Человека могли и убить ведь, когда стреляли, а вы тут «ура»!
— А мы, Софья Петровна, кричали «ура» потому, что его не убили, а только ранили, — с заметной лукавинкой во взгляде сказал Сеня. — Просто мы рады, что жив человек остался, значит, кричим от доброты, не от злобы…
— Ну и довольно, довольно… Идите теперь по домам. Слышите, что случилось? Надо быть осторожней. Мало ли что! — говорила опасливая Софья Петровна. — Лучше идите, ребятки. И никаких там протестов по поводу Симочки! И ей и вам от того будет хуже. Лучше я к архиерею…
Коростелев торопливо вошел в дом Рощина.
— Здравствуйте, Виктор Сергеевич! — возбужденно воскликнул он и едва слышно добавил: — Ч…чрезвычайные вести!
— Костя, здравствуй! Входи, входи. Ты нам как раз очень кстати, — приветливо сказал адвокат.
— Мадам, бонсуар! — поклонился Коростелев хозяйке.
— Здравствуйте. Чаю? — спросила Анемаиса Адамовна, протянув руку для поцелуя.
— Мерси, мадам, с удовольствием.
— Проходи в кабинет, — пригласил адвокат гостя.
С порога кабинета журналист увидел на кожаном диване Саламатина, перед шахматной доской, фигуры на которой были уже перемешаны. В зеленых от абажура сумерках плавал табачный дым.
— По…почтенный гражданин Митрофанушка, рыцарь золотого мешка! — приветствовал Коростелев.