По острию греха
Шрифт:
— Дамир, я так сказала ради нас!
— Я не услышал слова «нас». Речь шла только о тебе и о нём. — прикрываю глаза, будто учась заново дышать, чувствовать омертвевшую от потрясения грудную клетку. — Постой… никаких «нас» на самом деле и не было, так ведь? Ты изначально не собиралась оставаться.
Осознание накатывает так болезненно, что неожиданно даёт сбросить сковавшее нутро оцепенение. Призму восприятия затягивает красным. Яростью. Ревностью — жалящей, такой безудержно дикой. Ослепляющей. Именно ревность сделала меня тем, кто я есть, а теперь ломает, доламывает… щерится на звонкий взволнованный голос.
— Дамир, да что с тобой?! Он всё ещё мой муж. Я больше не могу
Молчи! Молчи лучше. Перестань будить моих демонов.
— Поэтому в слезах? Всё, для меня улыбок не осталось? — резким движением стискиваю пальцы на её подбородке. Буквально рычу, ненавидя в этот момент за тихие всхлипы. — О ком из нас двоих ты плачешь? Об Алексе, которого не можешь отпустить, или о том, что будешь изредка скучать по мне? Сколько нам выделили времени? Говори!
Я толкаю её назад, вынуждая прижаться спиной к стене. Чуть подаюсь вперёд, цепенея в каком-то трансе, и безуспешно убеждаю себя разжать хватку. Уйти к себе. Успокоиться. Но не выходит. Руки не слушаются, перед глазами тонкая пелена. Такое бывает, когда я на пределе, но сейчас эта грань далеко позади. Злюсь в первую очередь на себя, на свою дурную несдержанность, понимая, что, скорее всего, причиняю ей боль, только тело по-прежнему не слушается.
— Да с чего вообще такие выводы?! — Юния смеётся навзрыд, с надломом глядя мне в глаза. — Мне нужно решить вопрос с Алексом. И всё. Всё! Неужели ты глухой?
— Вот именно. Я всё прекрасно слышу, но ты ни разу не сказала, что любишь. Что бы я ни делал, как бы ни старался. Ни ра-зу. Я расшибиться готов чтобы ты улыбалась, а ты плачешь тайком, названивая ему. Поверь, это я тоже слышу. Чем он тебя так крепко держит? Чем?! — «А ещё я вижу» яростно добавляю про себя, содрогаясь от громадного чувства вины, затмевающей её внутренний свет, к которому меня тянуло и тянет каждую секунду с самого начала. — Вопросы, говоришь? Вопросы в слезах не решают. Если всё решено в нашу пользу, то почему на нервах? Почему украдкой?! Он тебя подавляет, но ты упрямо позволяешь делать это с собой снова. И снова. И снова! Что за больной альтруизм? Почему просто не позволишь себе быть счастливой?
— Я сейчас и с тобой далека от счастья, Дамир.
— Разве?
Ярость взметается с удвоенной силой, приобретая горький вкус желания. Слишком сокрушительного, чтобы сохранять рассудок. Чуть тяну её за волосы, вынуждая подставить лицо моему поцелую, и соль на дрожащих губах подрывает остовы моей воли. Жажда удержать отзывается адской ломкой во всём теле. Впивается в беззащитную нежность приоткрытого рта. Наливает руки собственническим стремлением сжать, присвоить, доказать.
Дыхание полностью сбивается, когда резинка для волос, разорванной дугой, улетает куда-то в сторону. Мои действия и поцелуем-то больше не назвать: то зубы скользят по губам слишком резко, то язык таранит на всю глубину. Не влияй страх лишиться её на меня так губительно, можно было бы ужаснуться. Но я упиваюсь. Смакую вкус кожи, дыхание, запах. Пока она рядом. Пока не сбежала.
— Скажи, что тебе со мной плохо, — железной хваткой фиксирую хрупкое тело, не позволяя увернуться и оттолкнуть хоть как-то. Вмуровываю в твёрдую гладь стены, ни о чём не заботясь. Но это лишь видимость. Ладони бережно ловят реакции тела и удары её сердца, придерживая одна за лопатки, вторая за затылок, пока губы остервенело стирают разводы новых слёз. — Скажи, что моей любви тебе мало. Скажи, что твой смех не был искренним. Скажи это, глядя мне в глаза!
— Перестань! — она упирается лбом мне в ключицу. — Перестань, прошу. Ты меня пугаешь…
— Да чем, чёрт возьми?! — несдержанно разбиваю костяшки
— Скажешь, нечем? — вскидывает она голову, сверкая глазами. — Ладно маски. Допустим, на такое есть спрос. А рисунки? Не холсты под заказ, а алая акварель в альбоме, что спрятан под кроватью. Лица, волосы, руки, и всё в одном цвете. Почему кровавый? Что с тобой происходит?
— Я уже говорил, что так пытаюсь понять себя, — вздыхаю взвинчено, приваливаясь спиной к стене. Как объяснить, что я могу успокоиться, лишь создавая кошмарные вещи? Чем омерзительнее, тем лучше. Мне нужно периодически убеждаться в своём равнодушии к тому, что выходит за рамки сострадания. Каждый раз, окуная кисть в алую акварель, я боюсь испытать удовольствие. Но реально почувствовал его лишь раз, рисуя лилии на любимом теле. — Не знал, что тебя моё хобби настолько коробит. Этого больше не повторится. Видишь, как всё просто? Я сделал выбор в твою пользу. И каждый раз буду делать его снова. Забудь про Алекса. Он тебя не стоит.
— Дамир, у нас контракт, — её взволнованный голос злит меня до скрежета зубов. — Прежде чем что-либо забывать, нам нужно многое обсудить. По-человечески. Мы не враги, пойми.
— Хватит придумывать отговорки! — резко нависаю над вскрикнувшей Юнией. Я стараюсь держать себя в руках, но ревность уже подняла свою мерзкую рожу. И прятаться от неё всё равно что бежать от прошлого. — С братом я сам разберусь. А ты просто будь счастлива. Со мной.
— Мне нужно поговорить с ним с глазу на глаз. И я сделаю это, — в глазах цвета летнего неба играет вызов.
Юния, чтоб тебя!
Она заходит слишком далеко. Зверею, чувствуя её решимость, терзающую моё тающее самообладание.
— Забудь! — едва ли не кричу во вспыхнувшее злым румянцем лицо. — Запомни, я скорее тебя на цепь посажу, чем позволю кому-либо отнять.
Слишком резко. Грубо. С ненавистью к себе даже больше, чем к нему. Потому что брат умеет оперировать фактами, а те в один голос кричат против меня. И только я один знаю, что на самом деле чувствую. Это раздирает мне голову, делает психом.
Я молча разворачиваюсь, слишком злой, чтобы пытаться утешить. Плач Юнии нарушает только хруст пластмассовых клубничек, раскалывающихся под моей подошвой. Сегодня я слишком вымотан, чтобы быть терпеливым. Нам лучше остыть подальше друг от друга.
Не благодари
Юния
От усадьбы Стрельниковых до элитного жилого комплекса, где находится наша с Алексом квартира добираться пару часов. Решение не тянуть с объяснениями было принято мгновенно, сразу с уходом Дамира. Дольше пришлось ждать пока в окнах усадьбы погаснет свет. Он меня не отговорит и не станет насильно удерживать, это чувствуется. Если захочу — отпустит. Просто хочется скорее покончить с неизбежным. В итоге в такси я села аж с первыми лучами рассвета. Соответственно, рискую по прибытии обнаружить лишь полную раковину посуды. Насколько я знаю мужа, он даже в выходной день умудряется загрузить себя делами под завязку.
К моменту когда я отпираю входную дверь, недавняя решимость в значительной степени угасает. Но надо. Надо. Дамир слишком вспыльчив. На его территории братья скорее друг друга покалечат, чем станут меня слушать. Вся надежда на рассудительность Алекса. Ещё понять бы с какого бока подвести к новостям.
Отмахнувшись от дурных мыслей, снимаю верхнюю одежду. Пальто, ботинки, ключи от машины на месте. Что ж, тем лучше. В сущности, отсрочка только усугубит волнение. Тем более что решать проблемы желательно по мере их поступления.