По правилам корриды
Шрифт:
Буханка тем временем осмотрел квартиру, просторную, но запущенную. Мебели тоже маловато, а та, что есть, старая, на свалку пора, какие-то допотопные этажерки и комоды. Снимает, догадался Буханка. Раньше здесь наверняка жила какая-нибудь старушенция, потом померла, а теперь родственники квартирку сдают. А что, местечко тут неплохое, тихое и от центра не очень далеко.
Чушка выволок девицу из прихожей в комнату, пару раз врезал ей по физиономии — дорвался наконец! — и обернулся к Буханке:
— Она это, она! Зуб даю!
Вот о зубе Буханке лучше не напоминать!
— Ну
— Плевать! — накручивал себя Чушка. — Она мне все равно убытки компенсирует и этот… моральный ущерб!
Буханке было как-то все равно, компенсирует Чушка свой моральный ущерб или нет. У него, во-первых, ныл зуб, а во-вторых, что намного важнее, накопилась куча проблем. Он то и дело мысленно возвращался к тому, что произошло в «Жемчужине». Сдал их Черкес, это точно, можно не сомневаться. Зачем он это сделал? Да потому что знал — его отовсюду теснят и не сегодня-завтра прикончат, если он будет упорствовать. Вот он и придумал рокировочку: забрать общак и свалить в какую-нибудь отдаленную теплую страну, а чтобы не делиться с Буханкой и прочими, организовал им горячую встречу в «Жемчужине». Расправился чужими руками и слинял. Вон и сотовый у него второй день молчит, наверняка сменил номер.
Вопрос в том, успел он свалить за кордон или все еще на родине. В любом случае Буханка до него рано или поздно доберется, и Черкес, вероятно, уже успевший выяснить, что там, в «Жемчужине», он уцелел, приложит максимум усилий к тому, чтобы его опередить. Потому-то Буханка и затаился у этого идиота Чушки, ему нужно было все обдумать, свести концы с концами, а заодно и бабками разжиться, без которых бузу не затеешь.
Чушка опять саданул девку, на этот раз ребром ладони по шее. Та заревела в голос.
— Ну, где твой загашник?
— Ничего не понимаю, ничего не знаю… — гундосила девица.
Буханка нехотя поднялся с софы и сходил в прихожую за сумкой, которую она обронила, когда Чушка наскочил на нее исподтишка, приволок в комнату и вытряс барахло прямо на пол. На блеклый, давно не чищенный паркет полетели всевозможные бабские побрякушки: пудреницы, расчески, приколки, платочки, салфетки… Паспорт обнаружился в боковом, застегнутом на «молнию» кармашке.
Буханка развернул его и прочитал вслух:
— Арнаут Лилия Те… Теодоровна…
— Блин, она еще и Теодоровна! — почему-то рассвирепел Чушка и подбросил Буханке идею: — Ты прописку посмотри, посмотри…
— Сам знаю, — равнодушно отозвался Буханка и снова ощупал языком ноющий зуб. Перелистал страницы и присвистнул. — А прописки-то московской у нас и нет, есть молдавская. А как насчет регистрации, а, Лилия Теодоровна?
Лилия Теодоровна молча размазывала по смазливой мордахе слезы и кровь, капавшую из разбитого Чушкой носа.
А Чушка наслаждался своим триумфом, этим сладостным ощущением своей власти хоть над кем-то. Ловил кайф от того, что стоящая перед ним девица целиком и полностью зависит от его воли. Вон она, эта Лилька, уже трясется вся, а в глазах что-то такое, нет, не страх, что-то большее… Как у того котенка, которого он однажды
…Денег в Лилькиной сумке было мало: пятьсот рублей одной бумажкой и еще мелочью рублей десять — вот и все, что Буханка вытряхнул из ее портмоне. Да, еще прямо под ноги Чушки полетела визитка. Он ее поднял и протянул сидящему на софе Буханке, которому щедро уступил роль главного.
Буханка посмотрел на визитку и поинтересовался:
— А Измайлов Игорь Евгеньевич это кто, а, Лилек?
— Просто знакомый… — пошевелила она разбитыми губами.
— Гм… Знакомый, значит, — сказал Буханка и небрежно бросил визитку на софу рядом с собой. — А ты, кстати, проверил бы ящики в комоде и в шкафу, может, там что найдется, — посоветовал он Чушке.
— Нет, меня интересует, с кем она в паре работала, — кипел Чушка, — они же всегда в паре, эти клофелинщики. Этот знакомый тебе, что ли, помогал?
Лилька только всхлипывала.
— А ну колись! — прорычал Чушка и так ей заехал, что она свалилась с катушек. Не успокоившись на этом, стал пинать ее ногами и монотонно материться.
Наверное, так совпало, но именно в этот момент Буханкин зуб стал дергать, синхронно отзываясь на каждый Чушкин удар.
— Кончай! — поморщился Буханка. — Лучше пошарь по шкафам, больше толку будет.
Вошедший в раж Чушка нехотя отступился, недовольно засопел носом, но непререкаемый Буханкин авторитет подвергать сомнению не стал. Пошел-таки шерстить ящики в комоде. А там была всякая дребедень и ничего путного: тряпки, безделушки, баночки с кремом. Нашел, правда, несколько колечек, одно, похоже, из золота, остальные из серебра. Сразу сунул в карман в порядке погашения задолженности. Больше ничего мало-мальски стоящего не обнаружилось, и Чушка выгреб барахло на пол и стал топтать шмотки ногами, как за несколько минут до этого их хозяйку.
— Где деньги? — ревел он, как медведь.
— Какие деньги? — заскулила Лилька. — Нет у меня никаких денег, все за квартиру уходит…
Пока Чушка крушил комод, она успела отползти в угол и сидела там скрючившись. Морда вся в синяках, нос распух, верхняя губа тоже. Жалости, как тот котенок, она у Чушки почему-то не вызывала. Наоборот, ему хотелось бить ее, бить и опять бить… Жаль, Буханка был против. Не в силах сдержать порыв, Чушка вплотную взялся за Лилькино шмотье: хватал разноцветные юбки и кофты и с треском рвал в клочья. Потом в руки ему попалась картонная папка на завязках, ее он тоже расфигачил на две половинки, а оттуда вывалилась какая-то картинка. Чушка стал ее топтать, а Лилька заголосила: