По правилам корриды
Шрифт:
Кстати, о толстых задницах. Степанов, тот пока что поджарый в силу молодости, а вот Конюхов, прости господи, совсем обрюзг и ожирел. Вот уж кому надо шевелиться, а он уже лет десять как лишний раз не переломится. Выбрал нужную тактику и не утруждается. В этом деле ведь что главное — найти правильный подход к начальству, и всегда будешь на хорошем счету, независимо от результатов «бурной» деятельности. Одно обидно: Шатохин еще помнил Конюхова очень даже неплохим сыскарем, каким тот был, пока не «прозрел». А с другой стороны, имел ли он, Шатохин, моральное право так уж строго судить его, после того как сам выбрал себе жизнь полегче?
…Так, а
…Очнулся он от безумного рева позади, сигналили возмущенные водилы. На светофоре давно уже зеленый, а он, Шатохин, торчит, как пенек на футбольном поле. Шатохин резким рывком сорвал машину с места и помчался вперед, не разбирая дороги. Впопыхах пропустил свой поворот, хотел вернуться, потом с трудом вспомнил, что тут одностороннее движение, и притерся к обочине. С ним творилось что-то неладное, сейчас он особенно ясно это осознал. Ситуация требовала немедленного и радикального решения.
«Разобраться, нужно спокойно во всем разобраться, — внушал он себе, положив голову на баранку. — Прежде всего старушка… Ее не существует в действительности… Это чувство вины, причем гипертрофированное. Такое может случиться с каждым, а у него, Шатохина, просто все совпало. Ну, буквально одно к одному: несчастная любовь у дочки, девушка с репродукции…»
И дальше:
«Перестань дергаться, Шатохин, решай проблемы по мере их поступления. Вот что конкретно ты в данный момент должен делать? Двигать на службу, а после дежурства домой, там дочка, и жена пытается ее утешить как может».
Дочка, дочка, Шатохин скрипнул зубами, додумалась тоже, наглоталась транквилизаторов из-за какого-то слизняка, не стоящего доброго слова. Это хорошо, что все обошлось, промыли желудок и домой отпустили, а ведь все могло кончиться не дай бог как… Когда им ночью из больницы позвонили, жена сразу заголосила, точно по покойнице:
— Пропала, пропала наша Катя-а!..
У Шатохина сразу все из головы повыветривалось, кроме Катьки. Спроси сейчас, как они до больницы доехали, он и не вспомнит. Очутились как-то, и все. А там… Доктор смотрит на них с подозрением, словно печать наследственного изъяна ищет, и авторитетно заявляет, что все случаи суицида фиксируются в психдиспансере. Катька ревет белугой, однако благоверного своего вспоминает без прежнего пиетета, поняла, видно, каких дров сдуру наломала.
Утром они ее с грехом пополам забрали из больницы, и Шатохину вроде бы удалось уговорить доктора нарушить должностную инструкцию, чтобы дело обошлось безо всяких там учетов у психиатра, а то ведь у нас горазды поставить клеймо на всю жизнь. И сразу вспомнил про Юлию Андриевскую, будто явившуюся ему укоризненным видением, которое он, впрочем, тут же прогнал. Жаль, не навсегда. Навсегда у него с ней не получалось. Как и с той старушкой в газовой косынке. Это все, что было у них общего, потому что Юлия Андриевская существовала, а старушка нет.
Ну вот, можно считать, что разобрался. Тогда на службу, разве нет? Шатохин протянул руку и
— Серафимыч? Это Шатохин… Слушай, тут у меня дома заварушка небольшая, как бы мне… Да, придумай что-нибудь, я потом отработаю, ты же знаешь. Ну спасибо, бывай.
Шатохин снова положил мобильник на сиденье и завел машину. Если не на службу, тогда домой? Но домой он не поехал, поехал он на Кутузовский.
На этот раз дверь ему открыл молодой красивый парень. Пожалуй, даже слишком красивый, но Шатохину на такие вещи, слава богу, начхать. Вид у парня был растерянный.
— Вы… Опять из милиции? — спросил он. — Но я уже все сказал, что знал, а Виктория пока не появлялась.
Наверное, недавно у него был Конюхов или Степанов. Вернее всего, Степанов, потому что у Конюхова слишком толстая задница.
— Ну проходите, проходите, что вы стоите… — Парень был явно не в своей тарелке, взвинчен до крайности.
Шатохин не стал возражать, вошел в просторную прихожую, всю в красном дереве или в чем-то покруче, как он механически для себя отметил.
Парень направился дальше, в глубь квартиры. Шатохин, окончательно и бесповоротно прогнавший последние сомнения относительно собственной роли в этой истории, уверенно двинулся за ним.
— Ну вот, только что ваш товарищ ушел. — Парень остановился посреди гостиной и развел руками. — Я только от него и узнал о… Маше. Жуткая история, жуткая… Позавчера она у нас была, убиралась здесь, как обычно, часов в шесть ушла. С тех пор мы ее не видели… А вчера она не приходила, но у нее вчера как раз выходной был, поэтому мы и не беспокоились…
Что при этом творилось с беднягой красавчиком, надо было видеть! Дергается весь, руками жестикулирует, как ветряная мельница, мимика — вообще не поддается описанию. Здесь явно что-то посерьезнее шока от неожиданного известия о смерти домработницы. За всем этим мельтешением какая-то мучительная мысль… Или страх?
А тут еще телефон на столе зазвонил, и его на редкость мелодичная трель вызвала у перевозбужденного красавца гримасу отчаяния. Он посмотрел сначала на телефон, потом на Шатохина, словно испрашивая совета, поднимать ли трубку. Потом не без колебания поднял ее со страхом, точно гремучую змею:
— А… Алло… Кто говорит? Леонид Борисович? Какой Леонид Борисович?.. А-а-а… Главный врач! Извините, тут у нас такое… Что вы говорите? Исчезла? Как исчезла? Н-но… Сюда? Звонила? Нет, она сюда не звонила… Где может быть? Да откуда же мне знать? Я ее вам доверил… В милицию? Зачем? Ах, вы уже заявили в милицию?! Так положено? Понятно… Да, если она здесь появится, поставить вас в известность? Конечно, конечно, поставим… А… А если не появится? Куда она еще может отправиться? Да не знаю я, не знаю… А, дача есть… В Ключах… Кстати, это не очень далеко… Да, известим вас, известим…
Красавчик уронил трубку на рычаг и поднял на Шатохина просто бешеные глаза:
— Очередная неприятность… Жена лежала в больнице и… и вдруг исчезла…
— В психиатрической больнице? — уточнил Шатохин.
— Ну да, — пожал плечами красавец, с которым творилось что-то несусветное, того и гляди в обморок грохнется. А потом по лицу его пробежала какая-то судорога, он посмотрел сквозь Шатохина и сказал: — А вот и Виктория.
Шатохин обернулся и увидел высокую бледную девицу со странно-лиловой шевелюрой. На девице были узенькие брючки с бахромой на щиколотках и пестрый, неравномерно вытянутый свитер.