По правилам корриды
Шрифт:
Нет, напрасно, напрасно он сунул Машкину сумку ей под бок и напрасно не вернулся сразу, когда сообразил, что к чему, никто бы его там не заметил. А сейчас? Вдруг еще не поздно? Но опасно, черт возьми, опасно. Но он же сначала осмотрится, прикинет шансы и, только убедившись, что вокруг все спокойно…
Уф-ф… Измайлов так живо представил себе картинку: вот он разворачивает брезентовый тент, видит выбеленные перекисью Машкины волосы и землистое лицо, лихорадочно шарит около нее, то и дело касаясь неприятно-холодного тела. Кошмар! Триллер! А что делать? Сидеть тут и ждать, когда за ним придут и скажут:
— Гражданин Измайлов, пройдемте!
Измайлов
— Пока я ничем не рискую. Я всего лишь еду по делам и за сумкой пойду только после того, как пойму: мне это ничем не грозит. Если замечу опасность, развернусь и домой.
У рощи он был через каких-то пятнадцать минут — дорога все еще была почти пустынна — и сразу, еще издали, увидел милицейскую машину. Испугался, хотел развернуться, но потом решил проехать мимо. Проехал. Кроме милицейской машины, разглядел еще и карету «Скорой помощи» и довольно жиденькую группку зевак. Выходит, Машку нашли. Даже быстрее, чем он думал.
Что теперь? Домой? Сидеть и дрожать от каждого стука двери в подъезде и визга тормозов? И сколько это продлится: день, два, неделю, год? Так недолго и рехнуться.
Измайлов сам не понял, зачем притормозил невдалеке от зевак на обочине, плотным кольцом окруживших высокого спортивного дядьку, лысого, с резкими чертами лица. Вышел из машины и приблизился. Никто, кстати сказать, не обратил на него ни малейшего внимания. Все были сосредоточены на лысом спортсмене, который, похоже, чувствовал себя героем дня.
— …Я всегда тут по утрам бегаю, уже восемнадцать лет, с тех пор, как переехал в этот район, — разглагольствовал спортсмен, — а сегодня смотрю: какой-то куль брезентовый валяется. Глядь, а там баба мертвая…
— Молодая? — с придыханием осведомился кто-то из зевак.
Спортсмен задумчиво почесал волосатую грудь:
— Не рассмотрел вообще-то… Кажется, молодая…
— И как ее? Чем? Ножом или…
— Наверное, ножом, — на этот раз вполне уверенно заключил спортсмен. — Кровищи там полно. Садюга ее какой-нибудь порешил, маньяк-потрошитель.
«И какого черта врет? — почти равнодушно подумал Измайлов, как будто к нему это имело самое отдаленное отношение. — Какой маньяк, какой садюга? Там и крови-то почти никакой… Все, что вытекло, осталось в кухне, на полу…» И потерянно поплелся назад, к машине.
Едва он отъехал, прежнее беспокойство, граничащее с паникой, охватило его с новой силой. На этот раз на ум пришла очередная навязчивая идея. А машину, машину-то он не проверил! Ведь что-нибудь могло выпасть, а потом будет улика. Сам читал в газете о бесследно пропавшей девушке. Искали ее, искали, ничего — словно ее и не было. А потом, через год или два, в деканат института, в котором она училась, пришел человек и принес ее студенческий билет. Его, конечно, сразу повязали, стали допрашивать, а тот выложил без запинки: билет, мол, нашел в своей машине, забился в какую-то щель, а машину ту недавно купил по случаю. Проверили — и правда купил, у соседей той девушки, двух братьев, молодых парней. Их прижали, и они во всем сознались, а если бы они тогда не поленились как следует осмотреть машину, все сошло бы им с рук! И что это, скажите, стечение обстоятельств или закономерность?
Измайлов даже до дому не дотерпел, припарковался
С этого момента он уже не думал, а действовал. Действовал, действовал, действовал! Пусть как автомат, но с вполне осмысленной программой. Отправился в Теплый Стан, где жила Машка. И хоть был он у Машки только однажды, быстро нашел и улицу, и дом, и подъезд, и квартиру. Профессионально, не привлекая внимания соседей (по крайней мере, так ему казалось), открыл дверь и первым делом задернул шторы в комнатах. При этом ему и в голову не пришло, что ведет он себя смешно, как в шпионских фильмах.
Начал почему-то с платяного шкафа: перетряс Машкины тряпки, попутно поразившись богатству выбора. А он и не знал, что она такая модница, к тому же некоторые из платьев весьма дорогие, уж он-то в этом разбирался! А ходила-то она в чем попало, прямо Золушка неумытая, с той только разницей, что Машку хоть отмывай, хоть нет, бесполезно. Известно же, что мыло физическое уродство не берет. Вконец озадаченный этим открытием, Измайлов оставил Машкин шикарный гардероб в покое и метнулся к антресолям в прихожей.
Там, среди разномастного старого барахла, нашел почему-то краски, кисти и мольберт, все в хорошем состоянии. Ясно, что все это утащено из мастерской Андриевского. Вопрос — зачем? Он даже постоял над этими находками в недоумении, но потом решил, что если они и являются уликами, то только Машкиной вороватости. Ничем она, как видно, не брезговала. Платья, кстати, тоже скорее всего Юлии, но к нему это, слава богу, не имеет никакого отношения.
Ну, что дальше? Он огляделся и счел достаточно привлекательным объектом старый комод в углу Машкиной спальни. Там под кипой выстиранных полотенец обнаружился только флакон с какими-то таблетками, по виду витаминами, и обычная аудиокассета. Единственное, что Измайлова насторожило, почему эта кассета упрятана под бельем, когда все остальные на виду — на столике возле магнитофона. На всякий случай сунул ее в карман.
Остановился: где искать дальше? А главное, что? Ах да, гипотетический дневник! Где эти дуры хранят их обычно? В кровати под подушкой? Измайлов быстро разворошил Машкину постель, получив в качестве трофея только трусики под матрасом. Сморщился и отпихнул их носком ботинка подальше с глаз долой. Наклонился и на всякий случай заглянул под кровать: там был только чемодан из плотной рыжей кожи.
Вытащил его на середину комнаты и попытался открыть, не вышло. Чемодан был заперт, и это интриговало больше всего. «Искать ключ, конечно, глупо», — решил Измайлов и побежал на кухню за подходящим ножом. Такой нашелся быстро, и спустя минуту Измайлов, весь в поту, уже рассматривал содержимое рыжего чемодана. Оно его потрясло.