По правилам корриды
Шрифт:
Нет, там не было дневника с пространными и цветистыми описаниями их с Измайловым свиданий. Там аккуратно упакованные в папиросную бумагу лежали рисунки авангардистов из знаменитой коллекции Андриевского, той, что была занесена во все каталоги и которой он сам грезил и бредил.
— Но как… — Измайлов потер потный лоб дрожащей ладонью.
Если коллекция украдена Машкой, лихорадочно соображал он, то почему пропажа до сих пор не обнаружилась? Значит, это произошло недавно? Но ведь это совершенно безнадежная и глупая затея с Машкиной стороны, прошло бы совсем немного времени, и кража всплыла бы, подозрение
А что ему теперь делать с этим состоянием? Так и оставить в чемодане? Задача! А ведь руки так и чешутся! Он ведь на эти сокровища имеет не меньше прав, чем Юлия или Вика, которые их уже, можно сказать, профукали. Позволили какой-то Машке увести их из-под собственного носа. С другой стороны, если он заберет рисунки, то это и будет самая главная улика против него!
Но ведь никто, никто же о них пока не знает, включая и самих Андриевских, Машки теперь нет, таким образом их тайна принадлежит только ему… И потом… Он же не Машка, не станет хранить коллекцию в чемодане под кроватью. Он что-нибудь придумает, придумает. Спрячет в надежном месте до лучших времен. Подождет, пока шумиха вокруг утихнет, а там… По крайней мере, это оправдает все его страдания и окупит нервотрепку. Все, решено. А как вынести коллекцию? Не за пазухой же! Да так и потащит, в чемодане, в конце концов это ведь только до машины. Эх, надо было подогнать ее поближе, а то оставил в соседнем дворе!
Вспомнив о машине, Измайлов подошел к окну и осторожно выглянул из-за шторы. Во дворе стояла милицейская машина! Прямо возле Машкиного подъезда! Это они, они! Уже успели порыться в Машкиной сумке и нашли документы! Все, он пропал! Мгновенно забыв о рыжем чемодане, Измайлов бросился в коридор, а оттуда на лестничную площадку. Побежал сначала вниз, но потом, услышав приближавшиеся шаги и голоса, ринулся вверх. В несколько прыжков достиг девятого этажа и приник к окошку, выходящему во внутренний дворик.
«Сейчас они войдут в квартиру, а я потихоньку выскользну из подъезда…» — пульсировало в его раскалившемся мозгу. — Или лучше на лифте? Нет, не стоит…»
Но все планы разрушил отчетливый возглас снизу:
— Товарищ майор, да тут кто-то уже побывал! Похоже, совсем недавно!
И еще один:
— А ну-ка, ребятки, быстренько осмотрите дом, может, еще не успел далеко уйти!
Измайлов вжался в угол и бросил затравленный взгляд в небольшое окошко на лестничной площадке. Это безумие, запульсировала в виске кровь. А что не безумие? Связаться с Машкой, а потом по неосторожности ее прикончить? А нары? А рецидивисты, для которых он будет противным чистеньким интеллигентиком?
И уже распахнув створки окна и шагнув с подоконника в пустоту, он вдруг все так ясно сопоставил: краски, кисти, мольберт! Понял, понял! Вот в чем главная Машкина тайна, в том, что она достойная дочь своего папаши, хоть и незаконная! О пропаже рисунков догадались бы еще не скоро, потому что там, в квартире Андриевского, остались копии! Копии!
Глава 21
— Заткнись! —
Лиля перестала всхлипывать, но зато стала икать. Ей было больно и противно. Этот боров избил ее и в ванной, куда проводил переодеться. Да еще оттаскал за волосы, так что теперь до головы не дотронуться. Правда, на этот раз он старался не оставлять синяков и рот ей зажимал, чтобы не кричала. Как же она его ненавидела! Временами эта ненависть даже перехлестывала страх. Но вспомнить его не могла.
Да, был в ее жизни период, когда она баловалась клофелином, вынужденно, поскольку сидела на мели. От Филиппа тоже никакой помощи не было, он тогда еще только подкатывался к богатой вдове Андриевского. Вот только все клиенты для нее так и остались на одно лицо. И навара-то, если честно, с них было с гулькин нос, какие-то бедняки все попадались. Не много она на них разжилась, хотя «Панасоник», кажется, она где-то прихватила, но загнала недорого, за гроши. Одному знакомому барыге, сама-то на барахолку с ним сунуться побоялась.
— Я сказал заткнись! — снова гаркнул на нее этот выродок с поросячьей мордой.
«Чтоб ты сдох, урод!» Лиля набрала в грудь побольше воздуха и задержала дыхание, икота и впрямь скоро прекратилась.
Тот, второй, что Лилю и пальцем не тронул, а, наоборот, вступился за нее, сидел за рулем джипа какой-то грустный-прегрустный, безучастный ко всему, но она понимала, что он главнее. Как скажет, так и будет.
— Ну где, говори? — окликнул он ее через плечо, когда они выехали на Кутузовский.
— Вон там… За светофором сразу направо, — показала Лиля.
— Направо так направо, — пробормотал Буханка и повернул к хорошо знакомому Лиле дому.
Что будет дальше, Лилю почти не занимало, пусть Филипп теперь выкручивается, а она при первой возможности смоется. А в том, что это ей удастся, Лиля почти не сомневалась: начнется суматоха, не исключено, что кто-нибудь даже успеет вызвать милицию — ведь в квартире есть сигнализация…
— Ну, какой подъезд? — снова спросил тот, что главней.
— Второй с конца, — буркнула Лиля и выкатила глаза, увидев, как от дома отъезжает темно-зеленый «Фольксваген» Филиппа.
Буханка сразу заметил, как она переменилась в лице, и насторожился:
— В чем дело?
Сначала Лиля хотела их обмануть, а потом решила: «А чего я, собственно, должна одна отдуваться?»
— Это как раз он отъехал, — доложила она. — На «Фольксвагене».
— И куда он направляется? — поинтересовался Буханка.
— Понятия не имею, — пожала плечами Лиля.
— Что будем делать? — заерзал на сиденье Чушка.
— Поедем за ним, — преспокойно отозвался Буханка и чуть-чуть приподнял стекло рядом с собой. Ноющий с утра зуб вроде начал потихоньку утихомириваться, и теперь Буханка суеверно боялся его застудить, хотя воздух, врывавшийся в салон машины, был почти раскаленным. В Москве стояла небывалая жара.
Уже на выезде с проспекта Буханке удалось довольно-таки плотно пристроиться за «Фольксвагеном», так, что он смог без труда разглядеть красавчика за рулем и крашеную в немыслимый цвет девицу рядом.