По праву сильного
Шрифт:
— Много врагов — много побед! — зло оскалился он, — Мы с парнями хотим крови тех, кто убил Шулуна и Старого Ворона.
Молча хлопнул его по плечу.
— Скоро должен вернуться Стрежень с бойцами с базы флота. Они сменят вас и усилят охрану. И отдохните. Завтра вы мне понадобитесь.
— Слушаюсь, ярл, — Ардак коротко поклонился и направился к выходу, чтобы передать приказ Хулдану.
Я прошёл вглубь дома, к лестнице, ведущей на второй этаж. Анастасия, должно быть, всё ещё переживает случившееся. Её страх перед императорскими ассасинами был неподдельным, и я не винил её. Империя
За работой и тяжелыми мыслями не заметил, как пролетело время. Очнулся от топота сапог и лязга оружия. Стрежень вернулся, приведя с собой ушкуйников и контрабандистов, что остались на базе флота. Их лица были хмурыми, а движения резкими — они уже знали о смерти Фроди. Ватажники рассредоточились по периметру особняка, усиливая охрану. Теперь дом напоминал крепость, готовую к осаде.
Стрежень вошёл в холл, стряхивая воду с косматой бороды. Его взгляд был тяжёлым, а голос хриплым от усталости и злости.
— Ярл, — он кивнул, бросив промокший плащ на пол рядом с моим, — Слышал про Фроди. Проклятье. Не думал, что доживу до дня, когда Старого Ворона зарежут, как свинью.
— Не зарезали, — поправил я, — казнили. Глаза выжжены, язык вырван. Это не просто убийство, это послание.
Стрежень сплюнул на пол, его лицо перекосилось.
— Не думаю, что это Гильдия. Мурман, Лапа, Кнуд — они подлые, но на такое не пойдут. Не против брата – вольного. Их не поймут даже сторонники.
— Тогда кто? — я посмотрел ему в глаза, — Ты что-то знаешь?
— Люди, к которым пошел Старый Ворон, пропали.
— Сбежали?
— Нет, — Стрежень неторопливо мотнул головой, потирая шею, — Не сбежали. Рябой — древний, как мир, а Корень и вовсе безногий инвалид — без своей коляски абсолютно беспомощный. Они не могли просто взять и исчезнуть за ночь. Да и не те это люди, чтобы бегать и прятаться. Их убрали, ярл. Чисто убрали.
— Есть предположения, кто это сделал? — мой голос стал тише, но внутри всё кипело.
— Да кто угодно, — Стрежень пожал плечами, — В порту шепчутся — эллины мстят за Вятку. Не верят, что город взял ты. Считают, что Пограничье пошло за Вороном, а ты лишь прикрытие — очередная хитрая схема Фроди и Радомиры.
— А ты так не считаешь?
Ватаман неопределенно пожал плечами и очень серьезным взглядом посмотрел на меня:
— Ворона мог убить кто угодно. Думаешь, у них с Радомирой мало врагов? Пограничье — лакомый кусок. Без слова этих двоих там ничего не решалось. А тут, вдруг, пошла волна, что хозяева Пограничья присягнули какому-то никому неизвестному, назначенному Ингваром малолетке. Какой вывод напрашивается? — задал он вопрос и тут же ответил, — Они ослабели. Потеряли влияние и силу. Значит можно свести старые счеты. Так что, ярл, за убийством Фроди могут стоять и эллины, и эребы, и наши рода, да даже просто никому неизвестные обиженные. Мы — не праведники. А уж как в свое время погуляли Ворон и Черная Ведьма…
Какой любопытный анализ от человека,
Стрежень сам понял, что прокололся и с виноватой улыбкой развел руками.
Сложные земли мне достались. И люди сложные. Пограничье — лоскутное одеяло из старых обид, кровных долгов и личных амбиций. Фроди и Радомира были его теневыми кукловодами, но их время истекало, и я, сам того не желая, оказался в центре этой паутины. Убийство Старого Ворона — не просто послание, а удар по шаткому равновесию. Кто-то решил, что Пограничье можно перехватить, пока я не укрепился. И этот кто-то играет грязно.
— Значит, ты думаешь, это не Гильдия? — уточнил я, прищурившись.
Стрежень пожал плечами:
— Гильдия — не монолит. Мурман и Лапа перегрызут глотку за деньги и власть, а Кнуд… — он сплюнул, — Кнуд всегда был псом, бегающим за тем, кто громче лает. Но есть еще нейтралы. А есть такие, как я. Непримиримые. Не признающие новые порядки, царящие в Гильдии. И везде у Фроди были друзья и враги. Не знаю, ярл. Не верю я, что это Гильдия. Не хочу верить. Если это так, то она не достойна дальнейшего существования, — взгляд ватамана полыхнул бешенством.
Ясно, что ничего не ясно. Придется ждать вестей от будущего тестя. Надеюсь, князь Лобанов воспринял мои слова всерьез, и до утра будет располагать необходимой мне информацией. Или я добуду ее сам. Чего не хотелось бы. Слишком громко, слишком явно придется это делать. Можно спугнуть врагов, заставить их залечь на дно. А самое главное — это может поставить под угрозу жизнь Сольвейг, если она еще жива.
— Утром идем в порт. Если Молчан не найдёт виновных до рассвета, я начну искать сам.
Ватаман кивнул, его глаза сузились, а губы искривились в хищной ухмылке:
— Любо, ярл. Давно не резали глотки в портовых закоулках. Будет весело, — Стрежень опять надел маску недалекого бандита.
Он развернулся и вышел, оставив за собой запах мокрой кожи и оружейного масла. Я остался один в холле, глядя на мерцающие в камине угли. Осталось еще одно дело, которое не стоит откладывать на завтра.
Я поднялся на второй этаж, к комнате Анастасии. Дверь была приоткрыта, и изнутри доносилось тихое пение — та же мелодия, которую она напевала вчера. Грустная, почти заунывная, но с какой-то скрытой силой. Я постучал, и пение оборвалось.
— Войди, — голос эллинки был спокойнее, чем я ожидал.
Она сидела у окна, глядя на пелену дождя. Простое темное платье без украшений, вместо сложной прически — распущенные волосы, скрепленные только заколкой на затылке, на столе тонкий кинжал с удобной рукоятью. Оружие не для красоты — Анастасия Евпатор, похоже, готовилась к худшему.
— Разговаривала с отцом? — спросил я, присаживаясь на стул напротив.
Она кивнула, не отводя взгляда от окна.
— Да. Он… спокоен. Слишком спокоен, — её голос дрогнул, но тут же стал твёрже, — Сказал, что всё под контролем. Что у него есть план. Но я знаю отца. Он всегда так говорит, даже когда всё рушится.