По пути
Шрифт:
Тут же пришло осознание и остального: сопение Гали на соседней подушке, и вся она — мягкая, нежная, такая ладная — тут, с ним, в одной кровати. И радостно, и… Сжал челюсти, чтобы не ругнуться вслух: вот же осёл! Пока она возилась в ванной — освежалась да прихорашивалась — он заснул! Всё же ночной рейс накануне и следом день практически без сна доконали. А кровать у Гали мягкая, удобная…
Интересно, а она пыталась его разбудить?
Рустам огляделся: он так и лежал поверх покрывала, Галя его пледом укрыла, а сама… Сама спит, повернувшись к нему спиной, лишь вершина правого плеча из-под одеяла выглядывает, манит.
Рустам
Из-за головы Гали показалась кошачья морда. Чингисхан — такую кличку не забудешь. И что, Галю пришёл делить? Рустам раздумывал, как согнать кошака, не разбудив Галю, но тот, дёрнув ушами, сам соскочил с кровати и помчался в коридор, лапой приоткрыв дверь комнаты. Та бесшумно закрылась обратно.
Мгновением позже Рустам понял, почему Хан удрал: щёлкнул замок входной двери, следом зазвенели ключи. Два голоса — мужской и женский — переговариваясь, переместились из коридора в кухню, в противоположной стороне от комнаты.
— Знала бы, что они всю ночь просыпаться по очереди будут — не поехала бы к тебе, — расслышал Рустам. Наверняка, это дочь — Ася. Голос энергичный, но не писклявый, немного с наездом.
— Вот будут у тебя свои дети — поймёшь. Иришке сейчас очень непросто! — а этот, оправдывающийся, мужской — получается, принадлежит сыну Гали.
На кухне загремела посуда.
Рустам оценил ситуацию. Знакомство было неизбежно. К тому же, его рубашка вчера так и осталась на кухне. С одной стороны, воину негоже бегать от схватки — на то, что дети Гали ему обрадуются, он как-то не рассчитывал. Опыт с её коллегами уже дал понять, как выглядит со стороны их пара. С другой стороны, это дети Гали. Не коллеги. Не враги на поле боя. Разговор не будет коротким...
Тонкие пальцы Гали скользнули под его ладонь — проснулась, зашевелилась. Рустам чуть отстранился, пока она поворачивалась к нему лицом. Глаза ещё полусонные, как некрепкий чай — карие, с рыжим отсветом. Бывает, мёд загустеет — и приобретает такой же оттенок. И ресницы без краски трогательные такие. Он давно замечал, что женщины без макияжа выглядят… беззащитнее, что ли.
— Доброе утро, Рустам, — сказала и затаилась.
— Доброе утро, Галя, — не устоял, легко поцеловал, замечая румянец.
Инстинкты волной прокатились по позвоночнику. Его Галя! Его! Так бы и зацеловал всю, пока краснеть рядом с ним не разучится… Но на кухне были её дети, и нужно было срочно сказать ей об этом.
Он не успел. С кухни послышалось громкое:
— Ма-а-ам?!
А следом в коридоре раздались шаги.
Галина распахнула глаза, а в них — паника. Следом за голосом Аси они услышали и приглушённый голос её сына:
— Тихо ты, рано же ещё…
—Ты вот это видел? — громкий шёпот Аси и шум в ванной. — А вот это что, по-твоему? Ботиночки не мамины… Соображаешь?
— …!
Услышав мат сына, Галя зажмурилась, а Рустам нахмурился, сел и попытался подняться с кровати. Сейчас они познакомятся, и он границы поставит. Мать есть мать, в конце концов!
Пальцы Гали перехватили
— Пошли на кухню, там подождём.
Кто это сказал, было не разобрать, да это было и неважно. В прихожей всё стихло, и Галина тоже села на кровати, поджав колени к груди и задумчиво глядя куда-то в стену. От вида едва прикрытой тонкой тканью спины Гали Рустам замер.
Так бывало в Афгане. Последний миг перед броском — и тишина, звенящая тишина… Пыль, словно в замедленной съёмке, кружится в рассеянном солнечном свете, какое-то насекомое упрямо цепляется за жизнь… Вот и позади тебя люди — такие же насекомые, и ты тоже, но ты за них в ответе. И потому ты находишься именно там, где должен быть. И делаешь то, что должен, просто потому, что поступить иначе означает смерть, конец, с какой стороны ни посмотри. В эти моменты тишины жизнь ощущается непередаваемо остро, а всё остальное становится неважным.
Вот и сейчас все сомнения прошлого исчезли, лишь только он увидел Галю такой — доверчиво опустившей свои барьеры. Протянул руку, пробежал пальцами по выступающим позвонкам. Заботиться о ней, оградить от всего и всех, чтобы ей было хорошо — нечто подобное он испытывал по отношению к Исе и Дэну. С той лишь разницей, что от них он взаимности не ждал, а тут…
Рустам прислушался к себе и… оторопел. Это что же получается, он того… как это… втюрился, что ли?!
— Галя? — Он придвинулся ближе, убрал волосы, чтобы видеть её лицо. — Ты это… Всё нормально? — Дождался её кивка и продолжил: — Прости, я вырубился вчера. Так что и стесняться тут — увы — нечего. А если бы и того… Не их десятое дело, в конце концов!
Она повернулась к нему, улыбнулась, но глаза остались грустные.
— Иди сюда, женщина, — Рустам таки подгрёб Галю к себе поближе. Одеяло мешало, но она прижимала его к себе, как чёртов бронежилет. — Что опять не так-то? Будешь молчать — я помочь не смогу. Ну, хочешь, я сам с твоими поговорю?
Галина мотнула головой:
— Нет, наверное, мне самой нужно с ними объясниться.
— Ты теперь не одна. Просто помни об этом, хорошо?
Рустам поцеловал Галю в макушку и поднялся с кровати, разминая шею и плечи, делая широкие взмахи руками. Жесты привычные, ежедневные… Но в этот раз он ко всему прочему немного красовался перед Галей и прекрасно отдавал себе в этом отчёт. Было бы чем, конечно… Хотя, вон, как была, в одеяле, к комоду пошла. Что там — ага, халатик. А щёки-то снова вспыхнули! Ну, а раз так… Рустам потянулся, поправил штаны, повернулся к ней. Пусть смотрит, не жалко. Рубашка-то всё равно на кухне, так и придётся знакомиться полуголым.
Галя тем временем запаковалась в халат, как улитка в свою раковину. Рустам помог ей расправить одеяло на кровати и протянул руку.
— Ну что… Идём?
***
Галина посмотрела на Рустама и отвела глаза. Мелькнула мысль: может, сначала сходить за его рубашкой? Она представила, как заходит на кухню: «Доброе утро, Саша, Ася, — хватает злосчастную рубашку, и такая: — я сейчас вернусь…»
Кошмар! Нет, так нельзя, что за детский сад! Но и с полуголым Рустамом под ручку она как-то плохо представляла себе развитие событий. Дети взрослые, всё должны понимать… Но что именно «всё»? Да и поймут ли?