По рукоять в опасности
Шрифт:
Оливер Грантчестер, как всегда, громогласный и властный, счел само собой разумеющимся, что руководить этой полуделовой встречей должен именно он. Откашлявшись, он повторял: «Внимание, внимание, дайте мне слово», – пока ему не вняли и не приготовились выслушать.
– Предлагаю всем занять свои места и, не откладывая дела, обсудить сложившуюся ситуацию и будущее, – возвестил он.
Я оглядел стоящие вокруг диваны, стулья и скамеечки для ног, а потом перевел взгляд на мать, по одну сторону от которой сидел я, а по другую – Эмили, на Пэтси,
Крис сидел, закинув одну длинную ногу на другую, демонстрируя изящные бедра. Картину завершали черные спортивные ботинки на небольшом каблуке («Не бойся, я спокойно могу в них бегать», – сказал мне Крис про обувь).
Оливер Грантчестер окинул Криса недовольным взглядом:
– Вы можете быть свободны.
– Пусть он останется, – начал было я, но спохватился, делая вид, что оговорился, и исправил свое упущение. – Я просил Кристину остаться. Она моя гостья.
Никто на это не возразил. Тоб уткнулся лицом в ладони и затрясся от усилий, направленных на то, чтобы подавить приступы предательского смеха.
– Все мы знаем, – снова заговорил Оливер Грантчестер, – что полномочия доверенного лица, которые были представлены Александру, теряют силу в связи с кончиной Айвэна. Отныне Александр не имеет права вести какие бы то ни было дела, касающиеся состояния, оставшегося после Айвэна. Пэтси запрещает ему это. – Последние слова он произнес с чувством особого удовлетворения.
Пэтси энергично кивнула, подтверждая сказанное. Сэртис ухмыльнулся. Ксения, еще недостаточно взрослая, чтобы вполне понять смысл того, что говорил Оливер, просто излучала в мою сторону ненависть, столь прочно воспринятую от матери, что теперь ее можно было бы назвать наследственной.
– Существует еще приписка к завещанию, – примирительно сказал я.
Оливер прервал меня:
– Нам известно, что Айвэн хотел составить такую приписку, но мы нигде не нашли ее. Остается лишь предположить, что Айвэн уничтожил этот документ, как он и намеревался поступить.
– Айвэн не уничтожил приписку, а передал ее мне на хранение.
– Да, конечно, мы это знаем, – теряя терпение, сказал Оливер, – но он потребовал, чтобы вы вернули эту приписку ему. Мы все присутствовали при этом. Он забрал этот документ у вас.
– В этом доме приписки к завещанию нет, – сказала Пэтси.
– Вы обыскали дом? – с любопытством спросил я.
Пэтси в ответ наградила меня свирепым взглядом.
– В моем офисе приписки нет, – спокойно и даже миролюбиво произнес Грантчестер. – Мы можем, не рискуя ошибиться, высказать предположение, что ее больше не существует.
– Нет, не можем, – сказал я. – Айвэн возвратил мне приписку к завещанию – уже после того, как забрал ее у меня.
Пэтси и Грантчестер пришли в замешательство. – Айвэн вернул приписку к завещанию Александру, – подтвердила мои слова мать, и никто больше, казалось, не собирался оспаривать сказанное.
– В таком случае дайте этот документ мне, и я его зачитаю, – сказал Грантчестер.
С этим я не стал спешить.
– Полагаю, – со всей возможной учтивостью возразил я Грантчестеру, – что мне лучше передать документ Тобиасу Толлрайту, и пусть он ознакомит присутствующих с его содержанием. Если, конечно, не возражаешь, Тоб, – закончил я, обращаясь уже непосредственно к Тобиасу, который, не без труда одолев свою смешливость, принял самый серьезный вид и объявил, что рад оказать мне такую услугу.
Я протянул руку в направлении Криса, который открыл свою кожаную сумочку и достал конверт с припиской к завещанию Айвэна. В этой сумочке – насколько я знал – были еще надушенный платочек, губная помада и тяжеленный медный кастет. Не только Тобу приходилось удерживаться от смеха.
Взяв у Криса конверт, я вручил его Тобиасу.
– Айвэн дважды проставил свою подпись и дату на уже запечатанном конверте, – сказал я. – Присутствующие могут лично убедиться в том, что я после этого конверт не вскрывал.
Тобиас неторопливо проверил и подтвердил безупречное состояние конверта и, вскрыв его, извлек оттуда один-единственный листок бумаги.
Далее он зачитал:
«Я завещаю моих скаковых лошадей Эмили-Джейн Кинлох, известной как Эмили-Джейн Кокс».
Эмили от удивления открыла рот. Она была тронута до слез.
Тобиас продолжал: «Я завещаю чашу, известную как „Золотой кубок короля Альфреда“, моему другу графу Кинлоху».
У дядя Роберта широко открылись глаза. Он, кажется, не сразу поверил тому, что услышал.
«Я назначаю Александра Кинлоха, моего пасынка, моим душеприказчиком вместе с двумя душеприказчиками, уже названными в моем завещании, а именно: Оливером Грантчестером и Робертом, графом Кинлохом».
Пэтси встала и, полыхая гневом, спросила:
– Что означает назначение Александра душеприказчиком?
– Это означает, – бесстрастным тоном объяснил ей Сам, – что Александр обязан помогать распоряжаться имуществом вашего отца в соответствии с завещанием.
– Не хотите ли вы этим сказать, что он сохраняет право голоса в делах пивоваренного завода?
– Да. Пока завод не выплатит долги, за Александром сохраняется такое право.
– Но это невозможно. – Пэтси обернулась к адвокату. – Оливер! Скажите, что никаких прав у Александра нет.
Не скрывая своего сожаления, Грантчестер сказал:
– Лорд Кинлох прав, коль скоро приписка к завещанию сэра Айвэна составлена и засвидетельствована надлежащим образом.
Тобиас встал со своего места и обошел всех присутствующих, каждому из них показав документ.
– Текст написан рукой самого сэра Айвэна, – сказал он.