По следам Александра Великого
Шрифт:
Конечно, заниматься заготовкой продовольствия мне государь не поручал. Не мое это дело, да и в делах здешних я разбирался не очень хорошо. Помог же мне во всех моих начинаниях человек, рекомендованный мне моим знакомым по Ревелю – фон Радинг. До того, как стать вице-губернатором Ревеля, герр фон Радинг долгое время командовал Астраханским портом. Так что знакомые у него здесь остались. Причем не простые столоначальники, поднаторевшие в составлении бумаг, а люди, хотя и не занимавшие высокие должности, но, тем не менее, обладающие немалыми связями и возможностями.
С их помощью мне удалось сдвинуть дело с мертвой точки и начать закупку провизии и подготовку помещений для размещения войск. Полки наши мало-помалу двигались на юг, так что к тому времени, как Волга по весне
Работы у меня было много, из Петербурга чуть ли не каждый день приходили депеши с распоряжениями, касаемыми подготовки похода. Государь был строг – на каждую полученную бумагу следовало тут же незамедлительно дать ответ. И потому мои письма к ненаглядной мадемуазель Дарье были короткими и сухими. Я, к моему сожалению, не мог выразить на бумаге все чувства, которые испытывал к этой прекрасной девушке. Ее письма мне тоже были немногословны. Как я понял, она тоже участвовала в подготовке нашего похода. Но, опасаясь того, что письма эти могут попасть в чужие руки, мадемуазель Дарья не писала, в чем именно заключалось ее участие в сем деле.
Удивительная все же она девушка – она абсолютно не была похожа на своих сверстниц – жеманных и капризных дурочек. Я помню, как с оружием в руках она стояла во дворе Ревельского замка и стреляла в британцев, которые напали на наш лазарет. Позднее я узнал, что она не струсила и храбро защищала государыню от польских мерзавцев, атаковавших кортеж императрицы у Павловска. Нет, если мне удастся завоевать сердце мадемуазель Дарьи, и ее отец даст согласие на наш брак, я буду считаться себя самым счастливым человеком на свете.
А пока я старался как можно успешнее выполнить порученное мне дело. В Астрахани ловили и солили рыбу, забивали на мясо скот, заготовляя бочки с солониной, выделывали кожу, из которой шили военное снаряжение и упряжь. Здесь же работали пороховые заводы, на местных верфях строили небольшие корабли – шнявы и галиоты.
Бойко шла торговля с народами, которые жили вдоль побережья Каспия. Помимо доходов от этой торговли, мы устанавливали связи с купцами и вождями здешних племен. Были заключены устные (пока!) договоренности о том, что в случае нашего продвижения на юг местные жители не будут нападать на наши части, а мы, в свою очередь, постараемся не наносить ущерб их посевам и жилищам. Если же такой ущерб и будет нанесен, то пострадавшим будет выплачена надлежащая компенсация. С другой стороны, мы с большим удовольствием закупим у жителей аулов и селений коз, баранов, сыр и прочую снедь. А те из молодых и отважных джигитов, кто решит отправиться вместе с нами в поход, получат из царской казны жалованье. К тому же часть военной добычи по праву будет принадлежать им. Воевать же они будут плечом к плечу со своими земляками, под командованием своих же вождей и старейшин.
В Астрахани проживало немало купцов – выходцев из Индии. Мои люди осторожно расспросили их о том, как живут их родственники у себя дома, и насколько сильно их притесняют англичане из Ост-Индской компании. Мне удалось найти среди индийцев людей, которые дали согласие сообщать нам сведения о британских гарнизонах в Индии и о настроениях среди солдат-сипаев, служивших под командованием английских офицеров.
Все добытые мною сведения я со специальными курьерами отправлял лично Василию Васильевичу Патрикееву. В ответных сообщениях он благодарил меня за ценные разведданные и намекал, что государь чрезвычайно мною доволен, и что мне следует ждать от него приятный сюрприз. А может, и не один. Другими словами, меня ждет повышение в чине и награда. Сие для меня весьма приятно – как человек военный, я с удовольствием принимаю подобные знаки внимания.
Пока же, пользуясь случаем, я пишу очередное послание мадемуазель Дарье. С оказией оно уйдет сегодня же в Петербург. Надеюсь, что моя любимая будет рада получить от меня весточку.
16 (28) августа 1801
Лето оказалось жарким, как в прямом, так и в переносном смысле. Жара порой была такой, что хотелось раздеться до майки и в таком виде выйти на улицу. Но здешний народ, увидя меня в таком наряде, был бы просто шокирован. В лучшем случае они посчитали бы, что я повредился умом. Выручало лишь одно – большую часть времени я проводил за городом. Там, на берегу Ладожского озера, в районе Кексгольма – того самого, который некогда был новгородской крепостью Корелой, а в наше время назывался Приозерском – я проводил тренировки своих подопечных.
Понятно, что два акваланга – это капля в море, но морские диверсанты могут действовать и без этого гениального изобретения Жака-Ива Кусто. По моей просьбе Леша Иванов изготовил образец очков для подводного плавания и довольно примитивные ласты. С помощью этих девайсов можно было под водой приблизиться к объекту, который представлял для нас интерес, и провести его разведку. Конечно, боевого пловца могли заметить с берега, и потому приходилось принимать меры маскировки и отвлекать внимание от него. Ночью же можно было подплыть к вражескому кораблю и острым ножом перерезать якорный канат. Не удерживаемый на месте стоянки корабль начинал дрейфовать в сторону берега, и мог быть волнами, приливом или ветром выброшен на скалы.
Словом, обученные боевые пловцы могли пригодиться нашей армии и флоту во время предстоящего похода на юг. Адмирал Ушаков, которому я изложил свой план подготовки «ихтиандров», одобрил его, и я на выделенные мне деньги оборудовал хорошо охраняемый и более-менее оборудованный Центр подготовки. Жаль только, что мне теперь приходилось не так часто встречаться со своими друзьями. Дашка, моя гордость и мое горе, несколько раз заезжала к нам и каждый раз проводила небольшой мастер-класс работы под водой, вызвав настоящий фурор среди моих кадетов. Их поражало не ее умение пользоваться аквалангом, а то, что такая прелестная девица, не испытывая никакого стеснения, ныряет и плавает на глазах взрослых мужиков в одежде, которую и одеждой-то назвать язык не повернется. Эх, жаль, что их нельзя было вывезти на какой-нибудь пляж на Красном море, а еще лучше в некоторых местах в Европе. Что с ними бы стало, если бы они увидели тамошних фемин в купальниках, состоящих из нескольких тряпочек, а то и вовсе без таковых!
Освежившись и наплававшись вволю, Дашка снова отправлялась в Питер. А я оставался один-одинешенек в этом самом Кексгольме. Впрочем, не совсем один. Моя новая знакомая, Настасья Михайловна, которую я уже называл просто Настенькой, вместе со мной приехала в учебный центр. Для всех она была экономкой, которая вела мое хозяйство.
Впрочем, она была меньше всего похожа на пресловутую Фрекен Бок. Испытывая друг к другу сходные чувства, мы махнули на все рукой и жили под одной крышей. Ее дальний родственник, граф Аракчеев, уже пару раз намекал мне, что было бы неплохо нам обвенчаться. И хотя Настенька была и небогата, но ее родня могла бы дать за нее хорошее приданое. Да и у меня водились денежки. Так что особых препятствий для счастливого союза у нас не было.
Обдумав все, мы с моей любимой решили, что по осени, когда шторма на Ладоге положат конец моей работе в учебном центре, мы вернемся в Петербург, и там я поведу ее к венцу. А пока… А пока я занимался своими служебными делами, Настенька же следила за тем, чтобы я был сыт, прилично одет и ни в чем не нуждался. Ну а женской лаской она обеспечивала меня с лихвой.
Дела же в Питере у нас шли своим чередом. Леха с водилой со «скорой» и с примкнувшим к ним Кулибиным двигали вперед научно-технический прогресс. И, надо сказать, вполне успешно. Они соорудили образец горной пушки, которая очень пригодилась бы нашей армии во время боевых действий в горах, сварганили примитивную, во все же вполне работоспособную полевую кухню, придумали передвижной пресс для изготовления брикетов из сена – нам ведь надо было подумать и о том, чем кормить коней во время длительных переходов по выжженным лютым южным солнцем пустыням.