По следам Карабаира Кольцо старого шейха
Шрифт:
Но он не мог спать.
В мозгу плясали суетливые сигнальные огоньки, то угасая, то вновь вспыхивая с новой силой и освещая в запасниках памяти недавние картины, лица и разговоры, в которых ни у кого из них не было недостатка за последние дни.
... Оставив шахтановскую «эмку» в конторе совхоза, расположенного в урочище Халкол, они, с разрешения директора, подняв его с постели, взяли лошадей, проводника и верхами (уже начинался рассвет) отправились к башне.
В том месте, где от реки вверх поднималась тропинка, вьющаяся узеньким серпантином по скале, местами заросшая
Жунид, осмотрев находку, задрал голову вверх. Там, под облаками, на уступе скалы, сливаясь с ней своей каменной кладкой, торчала башня.
— Высоко, черт возьми,— сказал Шукаев.— Оттуда он и сбросил чемоданчик. Спрячьте вон за тот валун. На обратном пути заберем. В этом чемодане, братцы, и лежали четыреста шестьдесят тысяч рублей, похищенные у Барсукова...
До башни добирались минут сорок. Лошади были в мыле, когда они, наконец, поднялись.
Когда они вошли внутрь, достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться: цыганка не лгала. Труп Феофана лежал возле очага, наполовину залитого остывшим бараньим бульоном из котла, который барон опрокинул при падении.
Только стилета Омара Садыка не было. Под лестницей они ковырялись довольно долго, пока нашли каменный рычаг, с помощью которого отодвигалась хорошо замаскированная дверь, если скальную плиту можно назвать дверью. Шукаев, знавший немного об устройстве старинных горских сторожевых башен, сразу обратил внимание на одну деталь в сбивчивом рассказе цыганки. Омар Садык появился среди своих сообщников внезапно, возникнув, как привидение, из тьмы под лестницей. Рита в этот момент стояла под дверью, по обыкновению собираясь подслушивать, и смотрела в щель между дубовым косяком и стеной башни. Значит, именно там должен был быть или потайной выход, или подземный ход.
Открывшееся перед ними темное отверстие в стене оказалось лазом в подземный ход.
Выкопан и пробит в скале он был, видимо, в те же незапамятные времена, когда построена башня: своды кое-где обрушились, и пробираться вперед в местах завалов можно было только ползком.
В галерее подземного хода они ничего не нашли, кроме пачки десятирублевок, оклеенной полосатой бумагой крест-накрест как это делается в госбанках и сберкассах.
Пятьсот рублей.
— Уронил, когда перекладывал,— сказал Дараев, рассматривая пачку при свете фонарика.
— Я был прав. Деньги лежали где-то здесь,— сказал Жунид.— Ладно, двинули дальше.
Они шли по подземному ходу вдвоем. Шахтанов, Сугу-ров и Маремкулов должны были спустить труп Феофана вниз и привести лошадь по тропе.
Усталые, грязные, перепачканные желтоватой каменной пылью, они выбрались с Дараевым на воздух среди густых зарослей ежевики, у самой реки.
— Подождем их здесь? — спросил Вадим Акимович, отряхиваясь.
— Да,— Жунид достал из кармана записную книжку, полистал.— Ну-ка, дай эту пачку.
Несколько минут он сличал номера билетов со своими записями, потом спрятал блокнотик в карман.
— Совпадает. Те деньги. Все верно.
Дараев вдруг ни с того,
— Черт! — с досадой сказал он.— Мы с тобой крепко прошляпили!
— Что еще?
— Зря мы не допросили Буеверова!
— Что бы это дало? И так все известно. А время бы потеряли.
— Нет, не все. Ты зачем давал телеграмму в Новороссийск?
— Там же Паша-Гирей.
— Верно. А он — матерый контрабандист. Значит, имеет связи с иностранными судами. В свое время он организовал побег за границу недобитому белогвардейцу и предателю Ивасьяну...
— Помню я все это, Потому и дал телеграмму, что Омар Садык может попытаться бежать за кордон. Золота и драгоценностей у него достаточно. А советские деньги он с успехом обменяет в любом иностранном порту на валюту...
— А как найдут Акбашева товарищи из Новороссийска?
Жунид, все еще не понимая, смотрел на Дараева.
— Постой... Ты думаешь?..
— Конечно. Буеверов может знать, где искать Пашу-Гирея. Если знает Гумжачев... Рита сказала ведь, что Хапито предлагал Феофану бежать в Новороссийск!
— Черт подери! — ругнулся Шукаев.— И на старуху бывает проруха! Надо же. Хоть бы раньше сказал!
— Мне самому это пришло в голову минуту назад.
— Да-да-а... хорошенький ляп...— Жунид нахмурился, полез в карман за папиросами.— Что ж теперь? Не казнить же меня? Надо исправлять. Не ошибается, говорят, тот, кто ничего не делает...
Дараев похлопал его по плечу.
— Не огорчайся. Мы все виноваты. И я тоже хорош.
Следовало сообразить. Вернемся — допросим Буеверова. Ра диограмму дадим.
— И все же...
Из-за скалы показались Анвар, Арсен и Абдул с лошадьми. Тело барона, завернутое в плащпалатку, свешивалось с седла.
В совхоз они вернулись часам к десяти утра. Солнце стояло уже высоко, освещая зеленые склоны, где обычно паслись табуны. Послали на кош за Жабраилом Аушевым.
Бывший барыга и торговец крадеными лошадьми из Орюр-та порядочно обрюзг и постарел за восемь лет, которые прошли со дня их последней встречи, когда после долгих поисков карабаир — красавец-жеребец редкой породы — был обнаружен в сакле Аушева. Барышник изменился мало. Та же круглая, полная физиономия. Толстый, с загнутым кончиком нос, придающий ему сходство с филином. Чуть ковыляющая походка — следствие давнего благоприобретенного уродства: у Аушева недоставало левой ягодицы, отсеченной шашкой во время драки. Волос теперь почти не было на его голове, только по бокам — седые редкие космы, а посередине — блестящая красновато-медная лысина. И лицо у него было цвета меди — загорелое и обветренное.
— Вы арестованы,— без обиняков сказал Дараев.
— За что?
— За пособничество бандитам и убийцам, Аушев,-— вмешался Жунид.— Вы давали им совхозных лошадей, для того чтобы они могли добираться до старой башни и устраивать там свои сборища. Это пока. Остальное выяснится в Дербенте, куда вам придется с нами проследовать...
— Зачем говоришь, начальник! — покачал головой табунщик и хитро прищурился.— Я законы знаю. Знаю, все знаю. Не доказали — не арестован. Кому давал лошадей старый Жабраил?