По следам обречённых душ
Шрифт:
— Уже пришла, привет, — Ладэктус сдержанно улыбнулся и плюхнулся на диванчик, обтянутый мягким материалом. — Что за срочность? — мужчина выискал глазами официантку и поманил к себе пальцами, отчего примостившаяся на одном из стульев девушка, поспешила к посетителю.
— Вы говорили, что я могу поговорить с вами о чём угодно и, если понадобится помощь — могу обратиться, — сконфуженно ответила академка, что испытывала как колени подрагивают от нервов.
Компаньон сделал заказ и отпустил официантку за выпивкой, а сам поудобнее устроился на диванчике. Кэнсаль намеренно выбрала один из дальних столиков, которые частично скрывали деревянные перегородки.
Светлое дерево отражало приятный тёплый свет от люкспилей, с потолка свисали декорированные свечи. Атмосферы так же придавали небольшие картины на стенах под стать резным изображениям на дереве. Официантки и бармены общались между собой, а порой и вливались в разговор посетителей. В воздухе витал приятный острый аромат от закусок. За барной стойкой длинное зеркало отражало зал; на кончиках краников скопились капли от выпивки, а глаза клиентов разбегались от выбора ассортимента и разных добавок. Помимо того, периодически кто-то заказывал горячие блюда, от запаха которых во рту скапливались слюни.
Ладэктус утвердительно качнул головой, когда ему принесли большой стакан дольта. Официантка приветливо подмигнула и удалилась обратно к стойке и продолжила прерванную беседу. Улыбка преподавателя завораживала и обезоруживала своей живостью и азартом. Горящие глаза так и приглашали открыть собеседника свои тайны, а тёмные волосы, по-прежнему заставляли руки Кэнсаль чесаться, — приходилось сдержать порыв коснуться их. Не сразу сообразив, что пялится на профессора больше пары минут, она прочистила горло и торопливо сделала ещё один глоток.
— Знаешь, место ты подобрала не самое удачное для встречи преподавателя и студентки, — чуть понизив голос обратился к ней Ладэктус. — Я тебя, конечно не тороплю, но советую хотя бы начать. Скоро сюда начнёт стекаться больше людей.
— А, да, — запинаясь ответила Вэнферас и постаралась понять, с чего лучше начать. — Как вы знаете у меня есть способность слышать предупреждения, которые звучат в голове десятками голосов. Моя проблема в том, что я перестала их слышать некоторое время назад. Вместо предупреждений появился один единственный голос, который без конца издевается надо мной и желает захватить разум и тело. Как позже я поняла, это не просто голос, а что-то вроде другой личности, которая может перемещаться на моё место. При этом я продолжаю оставаться в сознании и знаю, что происходит, но контроль над собой теряю полностью. Так… ам… нет, я кажется не с того начала.
Профессор не прерывал, он внимательно слушал и пристально наблюдал за собеседницей.
— В общем, не так давно я снова услышала голоса. Это было в тот вечер, когда вы нашли меня, — проглотив вставший в горле ком и сжимая складки на юбке, Кэнсаль продолжала смотреть на дно своего стакана. — Во второй раз я услышала их сегодня, когда навещала подругу. Я не знаю, что с ней, но мне так плохо от того, ч-что… совсем нечем ей помочь. С ней что-то творится, те голоса твердили о том, что она должна покончить с собой, хотели… её крови. Я подумала, что раз могу слышать эти предупреждения, то и помочь ей может быть в моих силах?
Ладэктус задумался и опустил взгляд на поверхность стола. Он нахмурился, обдумывая услышанное.
— Я думаю, что
Вновь задумавшись, профессор сложил руки на столе и подался вперёд, понизив голос:
— Не посчитай меня не тактичным, если не захочешь об этом говорить, я пойму. Тебе приходилось испытывать какие-то очень сильные потрясения?
Сжавшись и закусив губу, Вэнферас качнула головой и склонила голову над стаканом ещё сильнее. Поймёт ли он, если она расскажет или посчитает историю совсем смехотворной и незначительной? В состоянии ли хоть кто-то понять то, чего сам никогда не испытывал? Каким бы эмпатичным не был другой человек, даже если примерит на себя проблемы другого, то всё равно не сможет ощутить того же. А если и сможет, то не в полной мере. Чувства кого бы то ни было — бездонная пропасть, в которой можно падать бесконечно долго, но так и не понять, что творится на сердце человека.
Именно этого Кэнсаль боится больше всего — быть непонятой, ненужной.
— Извините, но мне не то чтобы говорить, но и вспоминать тяжело, — сдавленно прошептала академка, крепче вцепившись в ткань юбки.
— А ты хочешь стать сильнее и научиться контролировать свою силу? Тогда ты сможешь помочь не только себе, но и своей подруге, — преподаватель испытующе посмотрел на Кэнсаль, точно пытался увидеть в ней что-то такое, что позволит сделать её сильной.
Сердце в груди замерло, как ей показалось. Покалывающее предвкушение пробежало по коже и остановилось на кончиках пальцев. Защититься самой уже звучало как нечто невероятное, а если она сумеет и Лании помочь — фантастика! Тогда никто больше не посмеет тронуть их, не посмеет обидеть. О большем Кэнсаль и не мечтала.
— Так… правда можно? Я смогу… думаете я смогу? Даже если и нет, то я готова попытаться, — восторженно зашептала Вэнферас, прижимая к груди кулак. — Но какой смысл вам мне помогать?
— Всё просто: я не люблю издевательства. Как ты знаешь из-за системы хаоса, некоторые студенты оказались по ту сторону общества. Мне просто хочется, что бы эти ребята могли устроиться в жизни, а потому стараюсь помочь чем могу. В конце концов сам понимаю, что такое остаться за пределами социума, — немного грустно пожал плечами мужчина. — Найти себя задача очень сложная, для некоторых и вовсе непосильная. Что плохого в том, чтобы помочь таким ребятам в поисках, правильно?
— Профессор, вы невероятный педагог! Я ещё никогда слышала, чтобы кто-то из преподавателей желал помогать кому-то, кто не вписывается в рамки общественности. И за это хочу сказать вам спасибо, вы уже столько сделали, — с искренним восхищением проговорила Кэнсаль. В душе она с нетерпением ожидала того дня, когда даст отпор Инетте, когда перестанет боятся, когда сможет стать такой же важной частью общества.
У Вэнферас больше не было сил оставаться жертвой, хотелось простого спокойствия и возможности свободно общаться, зная, что никто не станет высмеивать или глумиться. Она верила в эту небольшую революцию преподавателя и всеми силами хотела стать её частью.