По следам преступлений
Шрифт:
Гайнуллин стоял, низко опустив голову, и только моргал глазами. Тимофееву стало жаль этого на вид боевого парня. И, как бы извиняясь за нравоучение, он мягко сказал:
Ну ничего, старшина. Ваш рассказ имеет для следствия важное значение. Хорошо, что догадались поговорить с женщиной.
Минину Евгений Васильевич поручил выехать в райотдел милиции, связаться с участковым уполномоченным и попытаться установить тот дом, о котором говорила неизвестная женщина Гайнуллину.
Оставшись наедине, Тимофеев вновь задумался. Конечно, какая-то ниточка в его руках теперь была, но он понимал, что
Докладывая о результатах проверки, Минин решительно заявил:
— Или Гайнуллин выдумал всю эту историю, или женщина наболтала. Сказка!
Тимофеев резко спросил:
— А листок, который старшина снял, тоже сказка?
— Нет, я этого не утверждаю, — замялся Минин, — но как можно кого-то подозревать, не имея на это точных данных?
Вот что удалось установить Минину в результате поисков злополучного дома, в котором должен проживать человек в очках, телогрейке и шапке-ушанке:
На улице Зайни Султанова деревянных домов было четырнадцать. В них проживало немало народу. В телогрейках и шапках-ушанках ходили многие. Участковый уполномоченный рассказал Минину чуть ли не обо всех жильцах. Чувствовалось, что младший лейтенант хорошо знает людей. В одном доме, сказал, между прочим, лейтенант, живет дряхлый старик с женой и сыном-инвалидом.
— Вы говорите так, будто у всех в гостях побывали, — заметил Минин.
— Товарищ следователь, я здесь родился и работаю уже восемь лет. Да взять хотя бы этого старика. Бедствует старичок. Увидит на улице железку, гвоздь, щепку — все подбирает. Домой несет. Ходит чуть не в лохмотьях. Дома — шаром покати. Сын его — инвалид.
— А кто из этих жильцов краску продает?
— Впервые слышу, — отвечал участковый уполномоченный.
Однако все эти сведения показались Минину столь незначительными и вовсе не имеющими отношения к делу, что он решил ничего об этом не говорить Тимофееву. Участковый уполномоченный, по его мнению, просто решил похвастать своей осведомленностью, а о деле он ничего не знал. Поэтому доводы Минина о том, что проверить показания старшины милиции невозможно, казались убедительными. И в самом деле: четырнадцать домов, в каждом несколько квартир, сотни людей. Кто из них негодяй и кляузник?
— Евгений Васильевич, — предложил Минин, — мне кажется, гораздо разумнее энергичнее повести розыск бланков реестра в организациях. Уверяю вас, версия с этим домом ничего нам не даст. Да если бы и отыскали, предположим, мы этого человека, — продолжал Минин, — каким образом мы его уличим? Следов он не оставил. Дома вряд ли что-нибудь держит уличающее. К тому же по одному подозрению обыск делать не имеем права, не разрешит нам прокурор.
Все это Тимофеев понимал и сам, но, с другой стороны, поиски злостного клеветника по бланкам реестров были делом длинным, хлопотным и, пожалуй, столь
В Госбанке удалось установить следующее положение с этими бланками реестра, типовая форма № 869. В свое время, года три тому назад, в местной типографии эти бланки были отпечатаны большим тиражом. Но потом форма таких реестров была изменена, и старыми бланками пользоваться запретили. Однако, поскольку они не являлись документами строгой отчетности, их уничтожали без специальной комиссии и без акта. А кое-где, видимо, и вообще не уничтожили.
Очевидно, кляузник знал об этом и ловко воспользовался вышедшими из употребления бланками, чтобы замести следы.
Графическая экспертиза подтвердила: все три письма написаны одним лицом. Но кто он был, это «лицо», оставалось загадкой.
Алеша Минин, молодой следователь, которого Тимофеев пригласил к себе в помощники, был неплохим криминалистом. Но, пожалуй, порой ему мешала чрезмерная самонадеянность. Вот и на этот раз он не рассказал Тимофееву дословно то, о чем узнал от участкового, решив единолично, что этот рассказ не представляет ценности. А теперь Минина мучила совесть и грызли сомнения.
И рано утром он опять поехал на квартиру к участковому уполномоченному. Следователь буквально поднял его с постели и заставил еще раз рассказать обо всех жильцах. Теперь и участковый более подробно характеризовал тех, на кого могло пасть подозрение. Вот все тот же старик Фазыл Ахмеджанов. Он живет с женой, старшим сыном Тауфиком и невесткой Розией, работающей на кондитерской фабрике «Заря» счетоводом. Живут скрытно, в дом старик никого не пускает, малообщителен. Живут, как уже говорил, бедно.
Минин зашел к главному бухгалтеру фабрики «Заря» и… увидел на столе главбуха те самые бланки реестра, исписанные карандашом. То, за чем несколько следователей охотились по всему городу, само пришло в руки.
— Что-нибудь у нас случилось, товарищ следователь? — тревожно спросил главбух.
Взяв из стопки один бланк, Минин сказал:
— Да нет, ничего особенного. Скажите, это документ строгой отчетности?
— Да нет, — пояснил главный бухгалтер. — Просто старые бланки. Используем на черновики… Бумагу экономим.
— А что это у вас за работница Ахмедзянова Розия?
Главный бухгалтер пожал плечами.
— Работает в бухгалтерии таксировщицей. Исполнительна. Материально обеспечена неважно. Живет со стариками — родителями мужа. Муж — инвалид, пенсионер… — И, подумав, продолжал: — Но мы ей помогаем. Недавно местком выделил тридцать рублей.
Он взялся за трубку телефона:
— Я позвоню. Ее личное дело сейчас принесут.
— Звонить не нужно, — остановил его Минин. — Если вас не затруднит, принесите сами.
Минин медленно листал тощую папку документов. «Ну что же, — думал он, — бланки есть. А доказательств пока никаких». Перевернув очередную страницу, следователь вздрогнул. Это было заявление, написанное… очень знакомым почерком. Ахмедзянова просила фабком оказать содействие в приобретении туристской путевки по Южному берегу Крыма. Одно-единственное заявление в личном деле и… другим почерком. «Неужели так легко нашел?» — мысленно задавал себе вопрос Минин.
Подавляя волнение, следователь спросил: